Я постмодернист, я так вижу
Название: Расщеплённый
Автор: Vedma_Natka
Бета: Crazycoyote, КП
Иллюстрация: ISSKRA
Персонажи: Джим Мориарти/Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Ирэн Адлер
Рейтинг: R
Жанр: драма, психодел
Категория: слэш
Размер: 2 000 слов
Саммари: Шерлоку Холмсу кажется, что они с Джимом Мориарти единое целое. Или нет?
Дисклеймер: Да какие права?
Примечание: Герой, возможно, страдает расщеплением сознания. Или не страдает. Написано для «Большой Игры-3» на Slash World форуме.
Скачать: в формате .doc (с картинками) | в формате .rtf (без картинок)

читать дальше
Океан пахнет свеженарезанным огурцом. Впрочем, возможно, на самом деле это вовсе не океан, а море, но слово «океан» кажется Шерлоку более подходящим для простирающейся во все стороны невкусной, совершенно не питьевой воды. Вода волнуется, рябит, иногда облизывает носки его ботинок. Достаточно сделать один шаг вперёд...
Ещё океан пахнет, как нагретая на солнце металлическая клетка. Или клеткой пахнет упирающаяся в ноги кровать? От неё не отойти дальше, даже стоять на самом краешке плота — немыслимое упрямство, в самый раз для Шерлока. Он предпочитает стоять, ведь на кровати лежит Джим.
***
Наконец-то бюрократический Молох истребовал ежедневное воздаяние, и Джон отправился в больницу, где в перерывах между заполнением бумаг постарается лечить людей. Шерлоку всё равно, как у него это получится. Главное — возможность остаться без маячащей за спиной совести. Деятельной и отнюдь не молчаливой совести.
Удивительно: вынести совесть за скобки, чтобы не мешала чистоте уравнений, и получить её бумерангом, вернувшуюся в телесном обличии и с собственным именем. Совесть, способную убивать.
От этой мысли пахнет влажным вечерним мелом и штукатуркой.
Конечно, Джон не станет заглядывать через плечо — вероятнее всего. Если подать хоть малый знак, что не хочешь этого. Но он может прочесть всё по выражению лица, по той особой неудержимой улыбке, которая возникает сама собой, когда Джим присылает свои маленькие загадки. Поэтому Шерлок не проверяет почту, пока сосед не уходит.
Нельзя сказать, чтобы спор с собственной совестью доставлял удовольствие. Каждое столь ожидаемое письмо — радость сердца и язва души. Он понимает Джима слишком хорошо.
***
Увесистые прозрачные шары когда-то были всего лишь материалом для стекольного производства. Прозрачные и тёмно-синие предназначались для посуды, флаконов духов, пепельниц и шкатулок, травянисто-зелёные должны были пойти на винные бутылки, коричневые, конечно же, — переплавлены и отлиты в пивные бутылки. Вот этот, более ядовитый, чем обычный зелёный, скорее всего, пришелец из Франции: их бутылочное стекло отличается от английского. Можно воображать мальчишку, который пересёк Ла-Манш с этим шаром в кармане, наверняка даже не с одним, а тут нашёл местных любителей игры, и проиграл им или обменялся, с выгодой продав необычный оттенок.
А ещё есть голубой светлый шар, происхождение которого не настолько очевидно. Его цвет похож на цвет глаз Шерлока. У него более мягкое стекло, потому он самый выщербленный, и эти царапины и крохотные лунки любопытно рассматривать. Особенно через другой, прозрачный, который их увеличивает, отчего представляется, будто смотришь на лунную поверхность.
Ещё есть шары-подделки, декоративные, с вмороженной внутрь искажённой улыбкой. Материал, не годный в переплавку и отливку, но Джим умеет пользоваться и таким.
Все они хранятся в шкатулке памяти.
И вот голубой шар — сохранивший свои тайны — запущен чужой рукой.
Шар катится к шару, они сталкиваются, движение передано, угол изменён — они разлетаются в разные стороны.
Изменение угла очень важно.
На голубом осталась новая щербинка, и это Джим её оставил.
Его карманы всегда полны разных шаров, потому что он хороший игрок.
Он снова целится в голубой шар. Все тайны должны принадлежать Джиму.
***
Снять бауту, надеть банальное, почти не раскрашенное вольто и отправиться на работу. Когда-то это было весело. Сейчас превратилось в рутину. На дверцах внутреннего шкафа можно найти всё: от Джокера до Доктора Чумы, от Бэсими до Цура. Каждый образ продуман, отшлифован, неизменно убедителен.
Невообразимая скука.
Высушенный бутон гвоздичного дерева похож на старый заржавленный тупой гвоздь. Гвоздь впивается в висок, давит своим резким однотонным запахом без тонких нюансов.
Кажется, все маски Джима однообразно пахнут гвоздикой.
Единственное развлечение — взять в руки вагу и заставить окружающих танцевать сарабанду или тарантеллу. Не для себя. Для Шерлока.
Его вага имеет форму клавиатуры.
Тонкие нити заменены строками байтов и битов.
Куклы успешно притворяются людьми. Или люди куклами.
Какая разница?
Они равно предсказуемы.
***
В каждом белом есть немного чёрного, а в каждом твёрдом — немного мягкого. Шерлок давно указал своему мягкому на дверь. Он контролирует эмоции. Контролирует себя. Держит ситуацию в руках — как макет, объёмный и управляемый.
Влиять на макет, управляя целым — это симпатическая магия3.
Отчего же кукла в руках дергается непроизвольно?
Отчего же Шерлок не справляется с Джимом и проявляет недозволенные эмоции? Где произошёл сбой? Через какое окно мягкое влезло обратно?
Пахнет горелой проводкой.
***
В тёплом лесу живёт охотница, которой есть дело до мужеских взглядов, устремлённых на её тело, и в тоже время они соскальзывают с неё, как капли воды с навощённой бумаги — не оставляя следов. Взгляд Шерлока не мужской, скорее узнающий.
Лес, в котором она промышляет, пахнет ветивером — у Шерлока есть одеколон с этим запахом.
Он не знал, что в лондонских лесах бродит его сестра. Клон в женском обличии. Двойник.
Знает ли Ирэн о том, что она сестра, созданная из ребра, украденного у него во сне?
К ней хочется прижаться и от неё хочется бежать — желание и протест против возможного инцеста, смешения своей крови со своей. Потому главным в их игре остается ум. Нет большего наслаждения, чем играть с равным. Их теперь стало двое, равных Шерлоку: Джим и Ирен. Оба играют по своим правилам. Они несравнимы и похожи.
Ирэн уходит и приходит в окно. Это что-то означает, но Шерлок забыл. Хотя это очень важно.
***
Шерлок стоит на краю плота, практически целиком занятого раскидистой кроватью. По краю плота едва можно пройти, прижимаясь к её металлическим бокам. Зато черепахам тут, кажется просторно, они копошатся под кроватью, а одна сидит на углу борта и смотрит вперёд — как знать, не надеется ли она высмотреть берег?
Возможно, ближе всего земля под водой, но и до неё многие мили. Испытывай Шерлок страх перед высотой, у него мог бы начаться приступ головокружения от осознания, над какой бездной он сейчас стоит.
Вместо этого он думает о том, что можно было бы привязать к спинке кровати пиратский флаг и захватывать суда. Команды умирали бы со смеху, подплывай они с требованием сдаться на столь нелепом суденышке, и их можно было бы брать голыми руками.
У Джима голые руки с запахом сливочного мороженого. Их хочется лизать как эскимо.
Шерлок сглатывает.
***
Шерлок бежит по дневному Лондону, огибая прохожих, мчится как воздушный автомобиль.
Джим опять изменил правила их игры. Из плоскости чистого разума и интеллектуальных загадок они перешли к суровой практике ловли лондонских преступников. Джим подставляет бока, за которые может укусить Шерлок. Джим делает это нарочно, укусы Шерлока для него — как любовная прелюдия.
И сегодня он подставился сам. Весь. Целиком. Шерлок его поймает, и доказательная база будет полна. Он поймает ветер сетью, запрёт его в тюрьме, не давая смущать сердца королевских подданных. Хотя не то что подданным — самой Королеве не понять, как важен этот миг, какую кульминацию он являет.
Шерлок останавливается перед офисным зданием и принюхивается. Газом и семтексом не пахнет, газ и семтекс здесь ни при чём.
***
Вода, полная йода и соли, облизывает его пальцы. Шерлок больше не одет в костюм и ботинки — на нём серая пижама и любимый шёлковый халат.
Синие паруса развевающегося халата не помогут доплыть до земли. Шерлок и вовсе не уверен, что земля существует. Один лишь безбрежный океан, плот и кровать.
А на кровати Джим. Лежит, подпирая рукой голову, ухмыляется. Одет, как в первую встречу, парнем из IT. Футболка задралась, открывая полоску белой кожи.
Шерлоку плохо видно, ведь он едва косит взглядом, убеждая себя, что близость Джима его совершенно не волнует. Вот ни капли. Все капли остались в океане, а Шерлок холоден и бесстрастен.
От бесстрастности он ёжится, кутается в халат, покрепче завязывая пояс. Это ненадолго, шёлк ведь легко развязывается сам, от любого движения.
Тянет присесть.
Собственно, Шерлок и сидит — стоило лишь подумать, и оказалось — сидит на краю кровати, а рука Джима лежит на его руке и нежно поглаживает костяшки, намекающе разводит пальцы Шерлока, поглаживает там, где ещё не выросли перепонки. Какое упущение с их стороны.
Шерлок прикрывает глаза и ложится поперёк кровати прямо на мягкий живот Джима. Тот не против. Он гладит по волосам, нежно подёргивая пряди, будто пытаясь привязать их к себе. Шерлок шевелит ушами. Они подобрались ближе к рукам Джима, так мечтают, чтобы за ними погладили и их погладили тоже. Подули внутрь, вылизали, прошептали в них: «Я тебя хочу, тебя всего». И Джим сворачивается вокруг Шерлока и шепчет в уши ласковые глупости вроде: «Гении должны быть вместе друг с другом, для того гении и созданы». Они смеются, от чего голоса сплетаются, как два хвоста от воздушных змеев, которые вырываются у хозяев и улетают куда-то вверх и вдаль. И наконец-то Шерлок и Джим целуются. В поцелуе чувствуется вкус яблока. Они — две половины одного плода, сорванного с древа познания добра и зла. Они обязаны быть вместе.
Шерлок уже весь — Джимов, но остались ещё формальности. Развязать пояс халата и дать ему соскользнуть, стянуть друг с друга футболки, отчаянно принюхиваясь к запаху другого, скользя руками по спине и груди, избавиться от штанов — сама нелепая часть предприятия, но и она конечна. И приникнуть друг к другу, замереть, слизывая пот и брызги океана с той части шеи, что оказалась подле рта, вслепую ощупывать тело, обвить ноги друг друга, чтобы не различить где чьи. Снова целоваться, изучать и исследовать. Ощутить, как едва ощутимо прилипает тонкая кожа мошонки к пальцам и как щекочут волоски, развернуть Джима спиной и целовать от шеи вниз по позвоночнику, оглаживая бока. А потом быть поверженным, осёдланным и наконец-то сладостно отлюбленным, как никогда в жизни.
Никогда.
Ни разу.
— Думал сбежать от меня? Не выйдет! — мурлычет Джим.
***
День выплясывает лихорадочной тарантеллой.
Джон, поправляющий на нём пиджак и шепчущий, как себя вести. Совесть всегда указывает, что тебе делать.
Деревянные панели, обшивающие зал суда — мудрее испуганных присяжных. Они запуганы, не им судить — но кричать об этом бессмысленно. Деревянные панели ничего не решают. Присяжные — тоже.
Бетонные стены камеры временного пребывания заключённых тоже ничего не решают.
Решают — родные стены. Сложную задачу — как отказать мистеру Сексу. Не взять его яблока, не впиться в его губы, потягивающие ароматный чай, не потащить в кровать — настоящую, а не во сне.
Вряд ли Шерлок сможет пить этот сорт — запах Ассама будет теперь навсегда связан с запахом исступлённого желания.
Он говорит, едва сдерживаясь. Английский джентльмен, беседующий с другим английским джентльменом, не может выплёскивать бушующий внутри ад расплавленного металла, кислоты и яда.
Яд имеет привкус вожделения.
Кислота оставляет на губах привкус разочарования в себе.
Металл растекается по жилам тягучим, невероятным гневом на себя. Себя, увлечённого Джимом. Неправильного. Не соответствующего. Того себя, от которого так долго бежал, отсекая всё тёмное, находящееся в душе.
Шерлок говорит себе «нет».
Яд, металл и кислота остаются внутри, не выплёскиваясь наружу, бушуя сталкивающимися и шипящими волнами.
Джиму Шерлок тоже говорит «нет».
***
Вокруг плота ярятся волны. Тёмные от гнева, они набрасываются друг на друга, сталкиваются и рассыпаются прозрачной крошкой. Теперь их йодистый запах скорее похож на перечный, чем на огуречный.
Только на плоту безопасно, волны не тронут его.
Шерлок лежит на боку в приятной истоме и лениво протягивает руку, чтобы поймать в неё немного водного крошева.
— Это океан безумия, — объясняет Джим, обнимающий Шерлока сзади. — Поэтому тебе никуда не деться от меня. Никогда, ни за что.
Шерлок разворачивается на спину, сдвигая Джима в сторону, и сладко вытягивается, разминая мышцы.
— Дууумаешь? — передразнивая, тянет.
Если бы Джим заглянул в его глаза, то нашёл бы там океан.
Шерлок взмахивает рукой — океан вздымается волной и смывает его с плота.
Это его личное сумасшествие, которому не нужны партнёры.
Тонуть легко и приятно. Тихо. Вода тёплая. Пузыри воздуха кружат, плавучие водоросли — плавают. В этой воде жить легче, чем снаружи, давно пора было решиться уйти сюда, в глубину.
Раздаётся всплеск, и его жарко обхватывают, тянут вниз, шепчут:
— Не так-то просто уйти от меня, крошка. Я ведь часть тебя. Твоя худшая половина, разрешающая себе все запрещённые тобой слабости.
Шерлок разворачивается и бьёт Джима в челюсть. Теперь можно, раз он выбрал безумие.
Удивлённой рыбиной Джим уплывает вдаль, только ботинки маячат светлой подошвой.
— Убью, — кричит он, — всех, кто тебе дорог, чтобы ты понял — мы остались одни. У тебя нет никого кроме меня.
***
Крик «убьюуууу» вырывает из сна, оставляет сидеть с бешено колотящимся сердцем, продолжая уплывающим эхом кричать в голове.
Шерлок растерянно оглядывается. Мозаика сходится в его голове, и он стонет: какой же он идиот. Как можно было думать, что вокруг столько близких ему людей? Столько похожих на него самого.
Шерлок раскладывает перед собой маски.
Доктор Чума. Тот, кто тебя лечит. Овеществлённая совесть. Джон.
Коломбина. Ловко лавирующая между своими и чужими поклонниками, постоянно ищущая и находящая авантюры. Ходячая эмоция. Ирэн.
Джокер. Не старый добрый шут, трясущий бубенцами, но современный, с криво прочерченным алым ртом по осыпающейся штукатурке лица. Джим. Его худшая половина, которой он всегда боялся.
Отброшенные и вернувшиеся части.
Маски пахнут пылью.
Они ожили на самом деле? Нет? Какая разница, если Джим будет убивать? Настоящих, неподдельных людей и маски – всех без разбору. Ревнивый Джим.
Джим, которого нужно поймать. Заставить стать лицом к лицу – и остановить.
Чем бы это ни закончилось.
Шерлок начинает путь к крыше.

_______________________
Примечания:
Баута — одна из самых популярных венецианских масок. Полностью закрывает лицо, причём её нижняя часть устроена таким образом, чтобы человек мог есть и пить, не снимая маски. Баута обладала ещё одним преимуществом: благодаря её специфической форме голос человека менялся, позволяя оставаться неузнаваемым.
Вольто — маска также известна под названием Гражданин (Citizen), поскольку её носили в дозволенные дни рядовые горожане. Наиболее нейтральная из всех масок, копирующая классическую форму человеческого лица. Она крепилась к голове лентами (у некоторых вольто вместо тесёмок на подбородке имелась ручка).
Джокер или шут — классическая маска комедии Дель Арте. Впервые Шут появился в итальянском театре, а потом стал популярным во всей Европе.
Доктор Чумы — эту маску во время эпидемии надевали доктора, посещая пациентов. В её длинный клювообразный нос помещали различные ароматические масла и другие вещества — считалось, что они предохраняют от заражения чумой.
Бэсими — японская театральная маска, изображающая тэнгу, нечисть, обладающую большой физической силой. Окрашивается в красный цвет. Используется для подчёркивания отрицательных черт характера персонажа, к примеру, излишней самоуверенности, надменности. У такой маски сведённые брови, приподнятый подбородок, выпученные глаза, сжатые губы, большой мясистый нос.
Цура — японская театральная маска. Слово обозначает задумчивость, озабоченность и неуверенность. Внешние концы бровей такой маски опущены, уголки губ тоже, лицо вытянуто. В Японии считается, что человек с таким выражением лица является игрушкой в руках судьбы. Японцы часто сравнивают таких людей с лягушкой.
Вага — в театре кукол: приспособление для управления куклой-марионеткой.
Симпатическая магия − форма колдовства, основывающаяся на идее о том, что предметы, сходные по внешнему виду (магия подобия) либо побывавшие в непосредственном контакте (магия контакта), образуют друг с другом сверхъестественную, магическую связь.
Ветивер — растение, происходящее из Индии и культивируемое ради получаемого из его корней эфирного масла (Ветиверовое масло). Запах ветивера — лесной, глубокий, немного сладковатый, с примесью дыма.
Автор: Vedma_Natka
Бета: Crazycoyote, КП
Иллюстрация: ISSKRA
Персонажи: Джим Мориарти/Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Ирэн Адлер
Рейтинг: R
Жанр: драма, психодел
Категория: слэш
Размер: 2 000 слов
Саммари: Шерлоку Холмсу кажется, что они с Джимом Мориарти единое целое. Или нет?
Дисклеймер: Да какие права?
Примечание: Герой, возможно, страдает расщеплением сознания. Или не страдает. Написано для «Большой Игры-3» на Slash World форуме.
Скачать: в формате .doc (с картинками) | в формате .rtf (без картинок)

читать дальше
Океан пахнет свеженарезанным огурцом. Впрочем, возможно, на самом деле это вовсе не океан, а море, но слово «океан» кажется Шерлоку более подходящим для простирающейся во все стороны невкусной, совершенно не питьевой воды. Вода волнуется, рябит, иногда облизывает носки его ботинок. Достаточно сделать один шаг вперёд...
Ещё океан пахнет, как нагретая на солнце металлическая клетка. Или клеткой пахнет упирающаяся в ноги кровать? От неё не отойти дальше, даже стоять на самом краешке плота — немыслимое упрямство, в самый раз для Шерлока. Он предпочитает стоять, ведь на кровати лежит Джим.
***
Наконец-то бюрократический Молох истребовал ежедневное воздаяние, и Джон отправился в больницу, где в перерывах между заполнением бумаг постарается лечить людей. Шерлоку всё равно, как у него это получится. Главное — возможность остаться без маячащей за спиной совести. Деятельной и отнюдь не молчаливой совести.
Удивительно: вынести совесть за скобки, чтобы не мешала чистоте уравнений, и получить её бумерангом, вернувшуюся в телесном обличии и с собственным именем. Совесть, способную убивать.
От этой мысли пахнет влажным вечерним мелом и штукатуркой.
Конечно, Джон не станет заглядывать через плечо — вероятнее всего. Если подать хоть малый знак, что не хочешь этого. Но он может прочесть всё по выражению лица, по той особой неудержимой улыбке, которая возникает сама собой, когда Джим присылает свои маленькие загадки. Поэтому Шерлок не проверяет почту, пока сосед не уходит.
Нельзя сказать, чтобы спор с собственной совестью доставлял удовольствие. Каждое столь ожидаемое письмо — радость сердца и язва души. Он понимает Джима слишком хорошо.
***
Увесистые прозрачные шары когда-то были всего лишь материалом для стекольного производства. Прозрачные и тёмно-синие предназначались для посуды, флаконов духов, пепельниц и шкатулок, травянисто-зелёные должны были пойти на винные бутылки, коричневые, конечно же, — переплавлены и отлиты в пивные бутылки. Вот этот, более ядовитый, чем обычный зелёный, скорее всего, пришелец из Франции: их бутылочное стекло отличается от английского. Можно воображать мальчишку, который пересёк Ла-Манш с этим шаром в кармане, наверняка даже не с одним, а тут нашёл местных любителей игры, и проиграл им или обменялся, с выгодой продав необычный оттенок.
А ещё есть голубой светлый шар, происхождение которого не настолько очевидно. Его цвет похож на цвет глаз Шерлока. У него более мягкое стекло, потому он самый выщербленный, и эти царапины и крохотные лунки любопытно рассматривать. Особенно через другой, прозрачный, который их увеличивает, отчего представляется, будто смотришь на лунную поверхность.
Ещё есть шары-подделки, декоративные, с вмороженной внутрь искажённой улыбкой. Материал, не годный в переплавку и отливку, но Джим умеет пользоваться и таким.
Все они хранятся в шкатулке памяти.
И вот голубой шар — сохранивший свои тайны — запущен чужой рукой.
Шар катится к шару, они сталкиваются, движение передано, угол изменён — они разлетаются в разные стороны.
Изменение угла очень важно.
На голубом осталась новая щербинка, и это Джим её оставил.
Его карманы всегда полны разных шаров, потому что он хороший игрок.
Он снова целится в голубой шар. Все тайны должны принадлежать Джиму.
***
Снять бауту, надеть банальное, почти не раскрашенное вольто и отправиться на работу. Когда-то это было весело. Сейчас превратилось в рутину. На дверцах внутреннего шкафа можно найти всё: от Джокера до Доктора Чумы, от Бэсими до Цура. Каждый образ продуман, отшлифован, неизменно убедителен.
Невообразимая скука.
Высушенный бутон гвоздичного дерева похож на старый заржавленный тупой гвоздь. Гвоздь впивается в висок, давит своим резким однотонным запахом без тонких нюансов.
Кажется, все маски Джима однообразно пахнут гвоздикой.
Единственное развлечение — взять в руки вагу и заставить окружающих танцевать сарабанду или тарантеллу. Не для себя. Для Шерлока.
Его вага имеет форму клавиатуры.
Тонкие нити заменены строками байтов и битов.
Куклы успешно притворяются людьми. Или люди куклами.
Какая разница?
Они равно предсказуемы.
***
В каждом белом есть немного чёрного, а в каждом твёрдом — немного мягкого. Шерлок давно указал своему мягкому на дверь. Он контролирует эмоции. Контролирует себя. Держит ситуацию в руках — как макет, объёмный и управляемый.
Влиять на макет, управляя целым — это симпатическая магия3.
Отчего же кукла в руках дергается непроизвольно?
Отчего же Шерлок не справляется с Джимом и проявляет недозволенные эмоции? Где произошёл сбой? Через какое окно мягкое влезло обратно?
Пахнет горелой проводкой.
***
В тёплом лесу живёт охотница, которой есть дело до мужеских взглядов, устремлённых на её тело, и в тоже время они соскальзывают с неё, как капли воды с навощённой бумаги — не оставляя следов. Взгляд Шерлока не мужской, скорее узнающий.
Лес, в котором она промышляет, пахнет ветивером — у Шерлока есть одеколон с этим запахом.
Он не знал, что в лондонских лесах бродит его сестра. Клон в женском обличии. Двойник.
Знает ли Ирэн о том, что она сестра, созданная из ребра, украденного у него во сне?
К ней хочется прижаться и от неё хочется бежать — желание и протест против возможного инцеста, смешения своей крови со своей. Потому главным в их игре остается ум. Нет большего наслаждения, чем играть с равным. Их теперь стало двое, равных Шерлоку: Джим и Ирен. Оба играют по своим правилам. Они несравнимы и похожи.
Ирэн уходит и приходит в окно. Это что-то означает, но Шерлок забыл. Хотя это очень важно.
***
Шерлок стоит на краю плота, практически целиком занятого раскидистой кроватью. По краю плота едва можно пройти, прижимаясь к её металлическим бокам. Зато черепахам тут, кажется просторно, они копошатся под кроватью, а одна сидит на углу борта и смотрит вперёд — как знать, не надеется ли она высмотреть берег?
Возможно, ближе всего земля под водой, но и до неё многие мили. Испытывай Шерлок страх перед высотой, у него мог бы начаться приступ головокружения от осознания, над какой бездной он сейчас стоит.
Вместо этого он думает о том, что можно было бы привязать к спинке кровати пиратский флаг и захватывать суда. Команды умирали бы со смеху, подплывай они с требованием сдаться на столь нелепом суденышке, и их можно было бы брать голыми руками.
У Джима голые руки с запахом сливочного мороженого. Их хочется лизать как эскимо.
Шерлок сглатывает.
***
Шерлок бежит по дневному Лондону, огибая прохожих, мчится как воздушный автомобиль.
Джим опять изменил правила их игры. Из плоскости чистого разума и интеллектуальных загадок они перешли к суровой практике ловли лондонских преступников. Джим подставляет бока, за которые может укусить Шерлок. Джим делает это нарочно, укусы Шерлока для него — как любовная прелюдия.
И сегодня он подставился сам. Весь. Целиком. Шерлок его поймает, и доказательная база будет полна. Он поймает ветер сетью, запрёт его в тюрьме, не давая смущать сердца королевских подданных. Хотя не то что подданным — самой Королеве не понять, как важен этот миг, какую кульминацию он являет.
Шерлок останавливается перед офисным зданием и принюхивается. Газом и семтексом не пахнет, газ и семтекс здесь ни при чём.
***
Вода, полная йода и соли, облизывает его пальцы. Шерлок больше не одет в костюм и ботинки — на нём серая пижама и любимый шёлковый халат.
Синие паруса развевающегося халата не помогут доплыть до земли. Шерлок и вовсе не уверен, что земля существует. Один лишь безбрежный океан, плот и кровать.
А на кровати Джим. Лежит, подпирая рукой голову, ухмыляется. Одет, как в первую встречу, парнем из IT. Футболка задралась, открывая полоску белой кожи.
Шерлоку плохо видно, ведь он едва косит взглядом, убеждая себя, что близость Джима его совершенно не волнует. Вот ни капли. Все капли остались в океане, а Шерлок холоден и бесстрастен.
От бесстрастности он ёжится, кутается в халат, покрепче завязывая пояс. Это ненадолго, шёлк ведь легко развязывается сам, от любого движения.
Тянет присесть.
Собственно, Шерлок и сидит — стоило лишь подумать, и оказалось — сидит на краю кровати, а рука Джима лежит на его руке и нежно поглаживает костяшки, намекающе разводит пальцы Шерлока, поглаживает там, где ещё не выросли перепонки. Какое упущение с их стороны.
Шерлок прикрывает глаза и ложится поперёк кровати прямо на мягкий живот Джима. Тот не против. Он гладит по волосам, нежно подёргивая пряди, будто пытаясь привязать их к себе. Шерлок шевелит ушами. Они подобрались ближе к рукам Джима, так мечтают, чтобы за ними погладили и их погладили тоже. Подули внутрь, вылизали, прошептали в них: «Я тебя хочу, тебя всего». И Джим сворачивается вокруг Шерлока и шепчет в уши ласковые глупости вроде: «Гении должны быть вместе друг с другом, для того гении и созданы». Они смеются, от чего голоса сплетаются, как два хвоста от воздушных змеев, которые вырываются у хозяев и улетают куда-то вверх и вдаль. И наконец-то Шерлок и Джим целуются. В поцелуе чувствуется вкус яблока. Они — две половины одного плода, сорванного с древа познания добра и зла. Они обязаны быть вместе.
Шерлок уже весь — Джимов, но остались ещё формальности. Развязать пояс халата и дать ему соскользнуть, стянуть друг с друга футболки, отчаянно принюхиваясь к запаху другого, скользя руками по спине и груди, избавиться от штанов — сама нелепая часть предприятия, но и она конечна. И приникнуть друг к другу, замереть, слизывая пот и брызги океана с той части шеи, что оказалась подле рта, вслепую ощупывать тело, обвить ноги друг друга, чтобы не различить где чьи. Снова целоваться, изучать и исследовать. Ощутить, как едва ощутимо прилипает тонкая кожа мошонки к пальцам и как щекочут волоски, развернуть Джима спиной и целовать от шеи вниз по позвоночнику, оглаживая бока. А потом быть поверженным, осёдланным и наконец-то сладостно отлюбленным, как никогда в жизни.
Никогда.
Ни разу.
— Думал сбежать от меня? Не выйдет! — мурлычет Джим.
***
День выплясывает лихорадочной тарантеллой.
Джон, поправляющий на нём пиджак и шепчущий, как себя вести. Совесть всегда указывает, что тебе делать.
Деревянные панели, обшивающие зал суда — мудрее испуганных присяжных. Они запуганы, не им судить — но кричать об этом бессмысленно. Деревянные панели ничего не решают. Присяжные — тоже.
Бетонные стены камеры временного пребывания заключённых тоже ничего не решают.
Решают — родные стены. Сложную задачу — как отказать мистеру Сексу. Не взять его яблока, не впиться в его губы, потягивающие ароматный чай, не потащить в кровать — настоящую, а не во сне.
Вряд ли Шерлок сможет пить этот сорт — запах Ассама будет теперь навсегда связан с запахом исступлённого желания.
Он говорит, едва сдерживаясь. Английский джентльмен, беседующий с другим английским джентльменом, не может выплёскивать бушующий внутри ад расплавленного металла, кислоты и яда.
Яд имеет привкус вожделения.
Кислота оставляет на губах привкус разочарования в себе.
Металл растекается по жилам тягучим, невероятным гневом на себя. Себя, увлечённого Джимом. Неправильного. Не соответствующего. Того себя, от которого так долго бежал, отсекая всё тёмное, находящееся в душе.
Шерлок говорит себе «нет».
Яд, металл и кислота остаются внутри, не выплёскиваясь наружу, бушуя сталкивающимися и шипящими волнами.
Джиму Шерлок тоже говорит «нет».
***
Вокруг плота ярятся волны. Тёмные от гнева, они набрасываются друг на друга, сталкиваются и рассыпаются прозрачной крошкой. Теперь их йодистый запах скорее похож на перечный, чем на огуречный.
Только на плоту безопасно, волны не тронут его.
Шерлок лежит на боку в приятной истоме и лениво протягивает руку, чтобы поймать в неё немного водного крошева.
— Это океан безумия, — объясняет Джим, обнимающий Шерлока сзади. — Поэтому тебе никуда не деться от меня. Никогда, ни за что.
Шерлок разворачивается на спину, сдвигая Джима в сторону, и сладко вытягивается, разминая мышцы.
— Дууумаешь? — передразнивая, тянет.
Если бы Джим заглянул в его глаза, то нашёл бы там океан.
Шерлок взмахивает рукой — океан вздымается волной и смывает его с плота.
Это его личное сумасшествие, которому не нужны партнёры.
Тонуть легко и приятно. Тихо. Вода тёплая. Пузыри воздуха кружат, плавучие водоросли — плавают. В этой воде жить легче, чем снаружи, давно пора было решиться уйти сюда, в глубину.
Раздаётся всплеск, и его жарко обхватывают, тянут вниз, шепчут:
— Не так-то просто уйти от меня, крошка. Я ведь часть тебя. Твоя худшая половина, разрешающая себе все запрещённые тобой слабости.
Шерлок разворачивается и бьёт Джима в челюсть. Теперь можно, раз он выбрал безумие.
Удивлённой рыбиной Джим уплывает вдаль, только ботинки маячат светлой подошвой.
— Убью, — кричит он, — всех, кто тебе дорог, чтобы ты понял — мы остались одни. У тебя нет никого кроме меня.
***
Крик «убьюуууу» вырывает из сна, оставляет сидеть с бешено колотящимся сердцем, продолжая уплывающим эхом кричать в голове.
Шерлок растерянно оглядывается. Мозаика сходится в его голове, и он стонет: какой же он идиот. Как можно было думать, что вокруг столько близких ему людей? Столько похожих на него самого.
Шерлок раскладывает перед собой маски.
Доктор Чума. Тот, кто тебя лечит. Овеществлённая совесть. Джон.
Коломбина. Ловко лавирующая между своими и чужими поклонниками, постоянно ищущая и находящая авантюры. Ходячая эмоция. Ирэн.
Джокер. Не старый добрый шут, трясущий бубенцами, но современный, с криво прочерченным алым ртом по осыпающейся штукатурке лица. Джим. Его худшая половина, которой он всегда боялся.
Отброшенные и вернувшиеся части.
Маски пахнут пылью.
Они ожили на самом деле? Нет? Какая разница, если Джим будет убивать? Настоящих, неподдельных людей и маски – всех без разбору. Ревнивый Джим.
Джим, которого нужно поймать. Заставить стать лицом к лицу – и остановить.
Чем бы это ни закончилось.
Шерлок начинает путь к крыше.

_______________________
Примечания:
Баута — одна из самых популярных венецианских масок. Полностью закрывает лицо, причём её нижняя часть устроена таким образом, чтобы человек мог есть и пить, не снимая маски. Баута обладала ещё одним преимуществом: благодаря её специфической форме голос человека менялся, позволяя оставаться неузнаваемым.
Вольто — маска также известна под названием Гражданин (Citizen), поскольку её носили в дозволенные дни рядовые горожане. Наиболее нейтральная из всех масок, копирующая классическую форму человеческого лица. Она крепилась к голове лентами (у некоторых вольто вместо тесёмок на подбородке имелась ручка).
Джокер или шут — классическая маска комедии Дель Арте. Впервые Шут появился в итальянском театре, а потом стал популярным во всей Европе.
Доктор Чумы — эту маску во время эпидемии надевали доктора, посещая пациентов. В её длинный клювообразный нос помещали различные ароматические масла и другие вещества — считалось, что они предохраняют от заражения чумой.
Бэсими — японская театральная маска, изображающая тэнгу, нечисть, обладающую большой физической силой. Окрашивается в красный цвет. Используется для подчёркивания отрицательных черт характера персонажа, к примеру, излишней самоуверенности, надменности. У такой маски сведённые брови, приподнятый подбородок, выпученные глаза, сжатые губы, большой мясистый нос.
Цура — японская театральная маска. Слово обозначает задумчивость, озабоченность и неуверенность. Внешние концы бровей такой маски опущены, уголки губ тоже, лицо вытянуто. В Японии считается, что человек с таким выражением лица является игрушкой в руках судьбы. Японцы часто сравнивают таких людей с лягушкой.
Вага — в театре кукол: приспособление для управления куклой-марионеткой.
Симпатическая магия − форма колдовства, основывающаяся на идее о том, что предметы, сходные по внешнему виду (магия подобия) либо побывавшие в непосредственном контакте (магия контакта), образуют друг с другом сверхъестественную, магическую связь.
Ветивер — растение, происходящее из Индии и культивируемое ради получаемого из его корней эфирного масла (Ветиверовое масло). Запах ветивера — лесной, глубокий, немного сладковатый, с примесью дыма.