Я постмодернист, я так вижу
Название: Забудь, оставь и не проси…
Автор: Ведьма Натка
Бета: eliah.jan, DreamTheCyanide
Герои: Шерлок/Джон, Майкрофт, Лестрейд
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, 13 400 слов
Жанр: слеш, драма, кейс
Отказ: отказываюсь
Саммари: после взрыва в бассейне у Шерлока обнаруживается очень специфичная амнезия
Примечания:
- на Sherlock BBC Fest. Non-kink 09.18
- автор заявки Спящий человек.
POV Шерлока
Кейс с благодарностью взят у АКД и любое сходство не случайно.
читать дальше
Level I
Мне снова десять – почти осознаю, что мне снится сон, но он затягивает в свою реальность. Реальность стёртых воспоминаний.
Сижу на берегу и смотрю на воду. Говорят, если долго смотреть на текущую воду, она унесет с собой мысли. Хорошо бы. Жаль, что это ложь. Продолжаю смотреть – вдруг я ошибаюсь?
Ранняя осень, ещё тепло. Отличный день, чтобы дать воде унести всю память. Может тогда не будет так плохо, больно и горько.
Запах воды смешивается с лёгким гнилостным душком протухшей рыбы и прелой травы. Ненавижу.
Прихожу в себя в больничной палате.
Запах лекарств, жёсткие простыни, белый потолок, «сколько пальцев вы видите», «дайте посмотрю ваши глаза», расскажите то, ощутите это.
Понятно, что мое здоровье после пережитого взрыва в бассейне необходимо проверить, но дотошность утомляет.
– Ещё спросите о самочувствии кончиков ногтей, и узнаете о моем здоровье всё.
Врач смеётся, сообщает, что я в порядке, и уходит. Тоже мне, открытие! Это было очевидно.
В палате тут же появляется невысокий мужчина, видимо, поджидавший, когда я освобожусь. Пижама, халат, прихрамывает, бережёт ребра – местный пациент. Судя по манере двигаться и стоять, бывший военный или полицейский.
– Шерлок! Наконец ты пришел в себя!
– Здравствуйте. Мы знакомы?
– Шерлок? Ты меня не узнаешь?!
– Впервые вижу.
Мужчина меняется в лице.
***
Суета сует. Как у Шекспира. Наверное, со стороны происходящее – те же много шума из ничего.
Но мне не смешно.
«Ретроградная амнезия», «последствия шока», «замещающие воспоминания».
Три чёртовых месяца я помню неверно.
Мой мозг работает неправильно. Он исключил из воспоминаний некоего Джона Хэмиша Уотсона, и прикидывается, что так и было.
Дьявол!
Восстановите мой жёсткий диск. Срочно!
***
Мы с Джоном едем домой в такси. Я должен называть его «Джон», ведь мы якобы друзья. Делаю вид, что верю в это. Тридцать два года как-то обходился без друзей, потом внезапно обзавелся одним и – ах, какая неприятность – забыл. Будто так бывает.
Возможно, Джон отличный актер. Он убедительно переживал вчера, сегодня словно исподтишка бросает трогательно-обеспокоенные взгляды и волнуется. Из-за моего состояния? А может, причина в другом? Джону придётся нелегко, если теперь ему нужно будет беспрерывно сдавать экзамен по убеждению незнакомого человека в том, что он – друг. Я не знаю. Не уверен. Мне бы слишком хотелось второго.
Перед домом пропускаю Джона вперед, и он уверенно поднимается в квартиру, открывает дверь своим ключом. Ну конечно, если его готовил Майкрофт или Мориарти, любой из них не упустил бы таких мелочей.
Ждёт меня на пороге. Знает, куда деть куртку, без колебаний садится в гостевое кресло, радостно приветствует миссис Хадсон.
– Действительно, я с тростью, как в первый день, – соглашается с ней Джон. – Но в этот раз мы не убежим. Так что, может быть, чаю, вместо не выпитого тогда?
– Хорошо, но, молодые люди, учтите, я ваша домохозяйка…
– … а не домработница, – заканчивает Джон, и они смеются.
Отличное представление, теперь я должен убедиться, что они давно знакомы. Браво!
Не хлопаю в ладоши, но смыкаю руки перед лицом. Решаю, что момент уместный:
– Как мы познакомились? Расскажи в деталях, вдруг что-то вспомнится.
Он смотрит на меня как печальный пес – каждое напоминание о моей «потере памяти» сопровождается именно таким взглядом. Начинает без особого энтузиазма, но втягивается и продолжает с воодушевлением. История вполне банальна. Если бы я сам писал ему легенду, то сочинил бы нечто похожее. Встреча со старым другом Майком Стэмфордом – он действительно и мой знакомый, из тех людей, кто любит лезть без мыла в душу. «Сними квартиру пополам», «да кто со мной уживется», лаборатория, знакомство.
– А потом ты сказал: «Простите, я забыл в морге свой хлыст», подмигнул и испарился. Прекрасное представление: Шерлок Холмс великий и ужасный, только сегодня и только для вас. Я остался стоять, хлопая глазами, дурак дураком. Так что, заинтригованный донельзя, я просто не мог не прийти на встречу.
Джон признаётся в том, как был впечатлён, без всякого смущения, наоборот, ему эти воспоминания в радость. Задумавшись, он улыбается. Хорошо так, по-доброму.
Это неожиданно приятно.
Он продолжает уже про дело таксиста-отравителя. Дело-то я отлично помню, но наши версии несколько различаются. Некоторые детали в рассказе весьма правдоподобны, сочинить их было бы чуть сложнее, чем первую встречу. Как мы сидели в кафе у Анжело, как я рассуждал о тех, кто охотится в толпе. Откровенно говоря, это действительно мои мысли, но я в тот момент подозревал кого-нибудь из полиции или скорой помощи. Однако возможности кэбменов действительно намного больше, чем мы привыкли считать.
В конце рассказа зияют незаполненные лакуны. Джон мямлит о том, как ожидал полицию и волновался обо мне.
Его неловкого вранья с меня достаточно, предпочитаю более изящную ложь.
– С чего ты взял, что сейчас уместно говорить мне неправду? Я, конечно, и так понял, что таксиста застрелил ты, но, если мы пытаемся разобраться с моей памятью, искажать факты – непродуктивно.
Он краснеет.
– В тот раз ты тоже сам догадался. Мы… не обсуждали это, только в самом начале. Ну, когда ты понял и подошёл ко мне с вопросом: как я себя чувствую после убийства?
– И как ты себя чувствовал?
Он пожимает плечами.
– Нормально. Он был отравителем и угрожал тебе, а я... снова защищал гражданское население. Некоторые вещи не так легко изменить уходом в отставку.
Я не отстаю:
– И всё же, почему ты сейчас не сказал?
Джон пожимает плечами.
– Шерлок, убийство – не та вещь, которой хочется хвастать, как бы оправданно оно ни было. Я видел на войне многое и многих. Те, кто начинал считать «скальпы» и гордиться ими – уже переставали быть людьми. Я не собираюсь становиться таким же.
Он замолкает, совершенно очевидно, что больше на эту тему сказано ничего не будет. Интересный у меня сосед. Совсем не такой простой, как кажется на первый взгляд. И мне он нравится. Беспричинно и вопреки всякой логике. Это говорит только в пользу Джона. Я редко схожусь с людьми, зато сразу вижу тех, кого могу терпеть. Того же Лестрейда я заприметил в полицейском заграждении среди десятков прочих бобби. И не ошибся – с ним действительно можно иметь дело. Возможно, так было и с Джоном, и потому я так быстро принял решение о соседстве.
Вечер и часть ночи я провожу за обыском собственной квартиры. Смешно, но я пытаюсь делать это незаметно, будто стесняюсь своего недоверия. Следы присутствия Уотсона можно обнаружить везде. И не только очевидные, вроде зубной щетки и бритвенного станка в ванной, но и куда более достоверно говорящие о давности его пребывания на Бейкер-стрит. Его волоски, которые находятся то под ковром, то в кресле. Отпечатки пальцев, которые есть даже под сиденьем табуретки. Само собой, он придвигал ее к кухонному шкафчику. Зачем? О! На верхней полке, за банками с бакалеей, спрятаны моя спиртовая горелка, реторты, подставки с пробирками. Оказывается, Джон так расчистил часть кухонного стола. Смешно – будто я мог не найти настолько по-детски спрятанное оборудование.
Всё ведет к одному: Джон говорил правду. Да и в самом деле, какой шпион наберется наглости так себя вести с объектом? Зато утомленный мною сосед может позволить себе и не такую бесцеремонность. Чисто по-дружески. Удивительно, но, выходит, у меня всё-таки есть друг!
Просыпаюсь, резко вздрогнув, ощущаю, как по спине ползут холодные мурашки: мне снилось, будто я разучился играть на скрипке. Даже забыл, как её правильно в руки брать, и потому в сердцах швырнул её в кресло, отчего старая подруга разлетелась на части. Никакое понимание того, что это лишь сон и волноваться нерационально, не помогает. Просто бегу в гостиную – попробовать, смогу ли сыграть хоть что-то. Пробую сыграть отдельные ноты, потом перехожу к этюду Крейцера: один из первых выученных, который помнят скорее руки, чем мозги. Получается.
Узнав, что память может меня подвести, как с Уотсоном, я теперь абсурдно сильно боюсь новых её выходок. Глупость, но трудно ей не поддаться.
Джон спускается из спальни, ерошит волосы, трёт глаза. Спросонья он выглядит забавно.
– Ох, Шерлок, – стонет сосед. – Жаль, что в отношении скрипки ты не изменился.
И уходит в ванную.
– А мне не жаль, – говорю вслед.
Семь утра – отличное время, чтобы встать, если ты не сова, конечно. Зеваю и устраиваюсь на диване. Можно ещё подремать, пока Джон не примется мстительно шуметь на кухне.
Во время завтрака – холодные остатки ужина из китайского ресторана и тосты с кофе – мы наконец просыпаемся. Я ещё не успел допить свой эспрессо, а мне уже звонит клиент. Оказывается, удачно, что мы так рано вскочили. Со мной говорит герцог Холдернесс, извольте радоваться!
Судя по тону, которым ведётся беседа, я должен узнать его по имени. И, кроме того, должен бросить всё и заняться его проблемой, вне зависимости от того, насколько я занят. Ему повезло, что я сейчас как раз очень хочу проверить свои способности, иначе у меня могло бы найтись множество неотложнейших дел.
Наскоро переодевшись, падаю в кресло и беру ноутбук. Стоит узнать, что за личность собирается осчастливить нас своим посещением.
Герцог, лорд, богатый предприниматель, министр… Боже, надеюсь, он не с политическим делом! С подобным мне и Майкрофта хватает.
«Разрубите младенца пополам!
Процесс между герцогом Холдернессом и его бывшей женой Эдит Эпплдор по делу об опеке над сыном Артуром продолжает радовать своей скандальностью. Накануне дня слушания, мать попыталась выехать с ребенком во Францию, однако их перехватил взволнованный отец с полицией. Доказательства «похищения ребенка» теперь склоняют весы Фемиды в пользу Холдернесса.
Трудно сказать, ведёт ли Эдит борьбу за ребенка или за средства, ведь состояние семьи Холдернесс оценивается в 37 миллионов фунтов, а бывшей герцогине не так много удалось отщипнуть в свою пользу при разводе. Хочется надеяться, что судья Ланкашир проявит соломонову мудрость и определит, кого же интересует сам Артур Холдернесс. »
Семейные скандалы – тоска! Дальше. Листаю страницы, выданные поисковиком, просмотриваю заметки, фотографии.
«Лорд Холдернесс вносит предложение по поводу сельскохозяйственных…»
«Герцог Холдернесс с женой на открытии благотворительной…»
«Видный политический деятель Холдернесс со своим секретарём Джеймсом Уайлдером…»
Стоп. Неувязка. А где про родственные связи? Они тут на лице написаны. Ищу информацию. Нет, не племянник и не кузен. Так, а заметное сходство откуда? Оно несомненно, но скрадывается разной мастью – старший рыжий, а младший брюнет. Любопытно. Что заставило богатую фамилию не признать одного из отпрысков? Не в средневековье живём.
В жизни герцог выглядит иначе, чем на фото. Он, пожалуй, бледнее Майкрофта, высокий, узколицый, но его длинный крючковатый нос торчит куда сильнее, чем представлялось раньше. Надменная рожа, ну точно вроде моего братца.
– Мистер Холмс, должен сказать, что я нахожусь в отчаянии. – По холодности тона и невыразительности мимики и не скажешь. И я ему верю. Это не наиграно. Именно так по-настоящему отчаиваются.
– Мой сын пропал. Полиция считает, что он у матери или на пути к ней. Мы разведены, знаете ли.
– Я в курсе.
Он поджимает губы, ему очевидно неприятно, что семейные дела являются общественным достоянием. Чего же он хотел, политика – публичная вещь.
– Так вот, Артура нет у матери. Как бы ни были плохи наши отношения, но сына мы оба любим. И Эдит действительно встревожилась, когда узнала, что он исчез. Хм, ладно. Одних её слов мало. Признаюсь – есть несколько нанятых мною человек, которые присматривают за бывшей женой. После того случившегося у меня нет к ней доверия. Артур действительно не у матери. И не дома. Школа неподалеку от Холдернесс-холла, так что сын, если бы направлялся домой, уже добрался бы. Кроме того, учитель немецкого… – герцог запинается.
– Что учитель немецкого?
– Исчез вчера тоже. Я боюсь. Это мой сын, неизвестно где, неизвестно с кем, и если это киднеппинг… – он принялся внимательно рассматривать череп на каминной полке. Потом, после паузы, тихо продолжил. – Слишком редко детей возвращают живыми. Я просто хочу чуда, мистер Холмс.
Голос почти такой же ровный. Просить этот человек не умеет, но ему и не нужно. Я всё равно сделаю, что смогу.
Краем глаза отмечаю реакцию Уотсона. Он волнуется и сочувствует – так много эмоций! Нет, к делу надо подходить рациональнее.
Выясняю остальные подробности. Мальчик, по всей видимости, ушёл из комнаты сам. Юный любитель приключений, скорее всего, спустился по плющу, растущему возле окна. Мда, сутки спустя, после того, как по школе и вокруг неё прошелся табун полицейских, увидеть картину происшествия будет сложно.
Хайдеггер, тот учитель немецкого, с Артуром не общался, даже не преподавал в его классе. Уехал куда-то на своём автомобиле. Чем и как он мог выманить мальчика, неизвестно.
Машина, мужчина и мальчик в розыске, результатов пока нет. Скоро появятся объявления в прессе, странно, зачем до сих пор тянули, на что надеялись?
В конце концов, говорю:
– Мы с коллегой готовы приступить к вашему делу немедленно, единственное, что остаётся – финансовый вопрос.
Джон заметно удивлён, видимо, он знаком с моими привычками в деньгах. Молчи, Джон, к разным делам разный подход.
– Да, конечно, аванс. Сейчас, – говорит герцог. Для него это естественно.
Как я и надеялся, он звонит секретарю, чтобы тот перевёл деньги мне на карту. Не лорду же заниматься такими мелочами. Мне не составляет труда на всякий случай, для утрясания вопросов которые могут возникнуть, выяснить телефон заинтересовавшего меня Джеймса Уайлдера. Отлично!
Холдернесс отбывает.
– Собирайся, Джон, живо! И так масса времени впустую, Бог весть, что там осталось от следов за сутки.
– Пистолет брать?
– Что за вопрос, конечно. Ах да, вот ещё!
Я роюсь в коробке, потом в другой. Вот он. Достаю фотоаппарат.
– Держи. Плёнку купим по пути, и не забывай её перезаряжать – это тебе не цифровик.
– Зачем? Тебе мало мобильника?
– Уговорил. Если ты вставишь в него плёнку, то фотоаппарат можешь не брать.
Пока Джон бегает за пистолетом, я вспоминаю про зажигалку. Может пригодиться.
Объясняю насчет плёночного аппарата уже в такси.
– В эру Фотошопа настолько затруднительно провести достоверную экспертизу и определить, является ли цифровая фотография настоящей или фальшивой, что в качестве доказательств принимаются только фотографии, имеющие негатив. Такие тоже можно попытаться подделать, но фальшивку эксперты обнаружат.
– Странно, ты раньше никогда не пользовался им.
Пожимаю плечами:
– Значит, раньше мне не казалось, что фотодоказательства могут пригодиться.
На самом деле у меня другие планы насчет плёнок. Но пока я не скажу Джону, на что недавно наткнулся, изучая захламленный чердак нашего дома. Смотрел, можно ли туда отнести некоторые коробки, расчищая место в квартире. А обнаружил сокровище, которым мне разрешили попользоваться. Но ведь и сказанное является правдой. Так почему бы не убить двух зайцев сразу?
Едем мы долго: интернат за городом. Впрочем, за это время я многое успеваю. Просматриваю местные новости.
«Пропал ребёнок! Артур Холдернесс…»
«Победители школьного конкурса поедут в Манчестер…»
«Нужно ли увеличить штат нашей полиции?
Статистика показывает, что за отчетный период с начала года процент раскрытых преступлений в округе упал на 1,7 процента по сравнению с прошлым годом, который также был отмечен падением раскрываемости на неполный процент. Цифры на первый взгляд не слишком пугающие, но это наша с вами безопасность, которая становится меньше. Начальник полиции Дулитл утверждает, что большая часть нераскрытых преступлений относится к мелкому хулиганству и угону автомобилей. В связи с этим он просит расширения отдела по преступлениям несовершеннолетних и отдела по…»
«Решение суда по делу «Лайонс против Фредериксона» о свободном проезде через участок…»
«Смертельная авария!
Неподалеку от мотеля «Боевой петух» произошел трагический случай. Ночью в старый дуб, стоящий у поворота, врезался автомобиль. По всей видимости, водитель не справился с управлением. Машина сгорела, мужчина, зажатый рулем, не успел выбраться. Очевидцев аварии не нашлось, люди в мотеле заметили происходящее, только когда полыхало вовсю, и сделать что-либо было уже поздно.
Тело пока не опознано. Очевидцев происшествия или тех, кто может помочь с опознанием, просят звонить по телефону…»
На счастье Холдернесса, труп там один и не детский, а мужской. Но факт заслуживает внимания.
Звоню Лестрейду и прошу рекомендаций в местный полицейский участок. Надо проверить, имеет ли данный инцидент отношение к делу.
Уотсон молчит, не лезет и не мешает, хотя ему явно любопытно. Мне тоже любопытно: зачем мне раньше требовалось его участие? Прежде я отлично обходился безо всякой помощи. Впрочем, когда приходится сталкиваться с преступниками, наверное, неплохо иметь рядом того, кто прикроет с тыла. А до финала? Загадка. Хорошо. Не скучно.
В школе мы осматриваем комнаты мальчика и учителя. По спальне Артура видно, что он перевёлся в школу без году неделя. Помещение не совсем обжито, хотя на стене висит пара плакатов, на столе лежат письменные принадлежности, на полках стоят книги и безделушки. Но всё разложено по местам недавно, вещи не угнездились, не притёрлись и вызывающе бросаются в глаза на фоне аскетичного общего убранства. Занавески выглядят плохо постиранными. Он часто хватался за них грязными руками? Смотрю в окно: прекрасный вид на ворота. Возможно, мальчик любил постоять у окна, в задумчивости теребя ткань и мечтая покинуть альма-матер.
Комната преподавателя немецкого находится в противоположном крыле. Обиталище аккуратного холостяка, мечтающего о приключениях. Детективы и боевики на английском и немецком языках представлены как в книжном варианте, так и на дисках, есть ещё и журналы о путешествиях. Фотографии в камуфляжной форме, которая сидит красиво, да вот только видно: надета лишь ради антуража. Мелькает мысль, что я хочу увидеть фото Уотсона в форме. Надо будет навести его на разговор об Афганистане, небось, сам альбом вытащит… отвлекаюсь, к делу.
Такие люди, как Хайдеггер, больше склонны фантазировать, чем что-то совершать. Но могут внезапно ринуться в бой: тихий омут, как известно, скрывает штабеля чертей.
Из окна комнаты столь же чудесный вид на ворота, единственная общая черта, лишь подчёркивающая контраст между жилищем ученика и учителя.
Ничего особо полезного. А что вокруг школы? Шансов найти следы удручающе мало, впрочем, если не возле самого выхода, где проехались все автомобили, включая наш кэб, то чуть дальше, возможно, что-то найдётся?
Побегать пришлось изрядно, даже голова закружилась, но я все же обнаружил любопытную деталь. Два следа на узкой, редко используемой дороге в интересующем меня направлении, местами накладываются друг на друга. Судя по отчётливому тормозному следу на повороте – ехали очень быстро. Превышали скорость, шины стирались, а тормоза визжали. Так убегают. И так гонятся.
– Джон, – зову я, – иди сюда, сними следы шин. Сами по себе, и ещё так, чтобы было видно их расположение относительно школы.
Себе я уже сфотографировал на мобильный, но на всякий случай пусть будет и на плёнке.
Джон рысцой бежит ко мне, обходит возможные улики и склоняется фотографировать. Я наблюдаю за тем, как он выгибается в поисках нужного ракурса, и у меня перехватывает дыхание. Куртка задралась вверх, джинсы совершенно непристойно обтянули его привлекательную задницу, да и поза уводит мысли от дела. По телу прокатывается абсолютно неуместная сейчас волна возбуждения, и я отворачиваюсь. Так же невозможно думать! Отослать его подальше, чтобы не отвлекаться? Надо бы. Но потом, позже, сейчас нужно ещё съездить к месту, где сгорела машина. Это в шести милях отсюда. Удивительно, что никто не сопоставил события. А на Джона можно просто не смотреть лишний раз. Моя реакция на него огорчительно неудобна.
Мы подъезжаем к месту аварии. Я не питаю надежд что-то рассмотреть. Тут не табун прошелся, а скорее стадо слонов и каток в придачу. Мне интересней мотель. Действительно ли оттуда никто ничего не заметил?
Смотрю на рекламу:
«Здесь вы можете остановиться и получить всё, что вам нужно:
Уютные номера.
Ресторан с замечательной домашней кухней.
Техобслуживание вашего автомобиля от смены масла до серьёзного ремонта.
Останавливайтесь в мотеле «Боевой петух»!»
Мда, выбор невелик.
Спрашиваю Джона:
– Проголодался?
– Будем кого-то выслеживать? – вопросом на вопрос отвечает он.
– Вроде того. Что, есть опыт?
– С первого же дня, – смеётся он, – трудно не заметить, что во время расследования ты и еда ради пищеварения не совмещаетесь.
Вход в ресторан у самой дороги, но мы проходим мимо: я хочу немного осмотреться. Территорию занимают небольшие коттеджи, автомастерская – двери нараспашку и видно, что она пуста, газоны, садовые качели. На автостоянке три машины – скорее всего, как минимум одна хозяйская; и несколько велосипедов – вероятно, принадлежат персоналу. Администрация находится на втором этаже над рестораном. Тут плохо прибрано, уныло и безлюдно.
Ресторан выглядит запущенным: светло-бежевые обои заелозились, некоторым скатертям не мешала бы стирка, на одной из занавесок дыра, прожжённая сигаретой. Выбираем столик в углу, оба садимся так, чтобы видеть зал. Улыбаюсь общей с Джоном привычке.
«Вот тебе и первая выгода от хобота»: заказывать себе ничего не пришлось, можно просто посидеть, посмотреть на жующего Джона. А ещё лучше – поболтать с официанткой. Чем она не свидетель? Удачно: кроме нас тут нет посетителей, не отвлекут. Если верить бейджу, зовут официантку Анна Деликс, если верить лицу, ей около двадцати. Аромат дешевого дезодоранта не до конца забивает запах пота, состояние спортивных туфель и носков также подсказывает, что она добиралась на работу на велосипеде и проехала как минимум четыре-пять миль. Да, скорее всего, она не видала ночного происшествия. Тем не менее, закидываю удочку.
– Мы тут с другом обсуждали, что как раз возле вашего мотеля случилась та страшная авария.
Она качает головой. Забавные пластиковые вишенки на резинках её хвостиков стукаются друг о друга. Они своеобразно сочетаются с дорогими рубиновыми сережками в ушах. И кольцо на пальце у девушки такое же дорогое – ясно, есть жених и это его подарки.
Не имеющие значения мелочи.
– Я-то сама ничего не видела, но вчера утром приезжаю, а там сущий кошмар. Знаете, дорога перегорожена, тучи полицейских и ещё какие-то люди бродят, и что им нужно? Неужели приятно на трупы смотреть? И гарью несёт, будто только-только пожар был!
– Это произошло там? – нарочно машу рукой в неверном направлении.
– Нет, там, – поправляет она. – Отсюда в окно не видно, вот если бы со второго этажа…
– Анна, хватит трещать, – рявкают от двери, – не мешай людям спокойно поесть.
Вот и хозяин заведения, Рюбен Хейз. Коренастый мужчина, одет в грязный комбинезон механика. Мелкие пятна свежей сильно пахнущей краски – он, видно, был занят, что же его сюда привело?
– Что вы, сэр, – любезно говорю я, – разве чудесное женское общество может помешать?
Милейший Хейз зыркает на меня взглядом «а ты кто тут такой вообще». Но разве добродушного сплетника, которого я играю, этим проймешь? Улыбаюсь.
– Тем не менее, ей нужно заняться делом, – отвечает он.
– Конечно. У вас такое замечательное заведение, я слышал о вас от одного друга, он очень хвалил мастерскую. Наверное, вы просто завалены заказами на ремонт?
– Нет. Мастерская простаивает, так что, если вам нужен ремонт – милости прошу, никакой очереди.
– Нет, увы, мы тут проездом, просто решили насладиться вашей чудесной домашней кухней. Но мы вас запомним и в следующий раз не проигнорируем, – обещаю я.
Хейз неискренне улыбается моим фальшивым комплиментам. Когда рычал – нравился мне больше.
Джон всё это время тихо жует стейк с салатом и слушает. Мне импонирует его умение не мешать.
Дальше мы идем в полицию. Инспектор Хакстейбл предупреждён о нас и даёт ознакомиться с материалами дела.
Джон наивно расспрашивает его, ужасается, и мне не надо изображать ничего перед незнакомым человеком – по сути, беседу ведет напарник, а я роюсь в материалах. Начинаю понимать, зачем Майкрофту нужна Антея, взявшая на себя обременительные обязанности по связям с общественностью.
Полицейские успели установить личность. Разумеется, жертва происшествия – учитель немецкого. Ну что ж, хоть с чем-то они справились, молодцы. И дедукции не надо, чтобы определить, кто же это, имея номер машины и уточнив, что внутри был именно её хозяин: по зубам обгорелого трупа.
С прочим тоже очевидно настолько, что даже полиция понимает: машина Хайдеггера потеряла управление неспроста. Было столкновение. Показываю Уотсону следы торможения.
Джон всматривается в фотографии, а я отправляю смс Биллу Картрайту, лучшему своему осведомителю. Это не его район, но он, наверное, знаком с теми, кто владеет нужной мне информацией и сможет ответить. Наконец, доктор замечает:
– Следы те самые, что были у школы. Он погнался за похитителями, нагнал, машины столкнулись, да так удачно, что бедняга Хайдеггер врезался в дуб.
– Вот именно! Как я и ожидал с самого начала. Ты обратил внимание: его окна выходят на ворота? Он просто увидел их ночью. Ученики интерната не имеют права взять и сбежать, так что Хайдеггер возмутился и бросился в погоню.
– Жаль парня.
Пожимаю плечами. Наверное, ему жаль. Я учителя не знал, к чему тут лишние чувства?
Получаю ответ: «В мотеле Боевой петух». Как дважды два. Никаких неожиданностей. Пытаюсь подтолкнуть Уотсона к дальнейшим дедуктивным выводам:
– Лично мне интересно то, куда похитители дели приметную машину со следами столкновения и шинами, уже известными полиции как шины преступников.
Увы, вторая задачка ставит моего спутника в тупик. Но ведь всё так просто. Если открыть глаза, хорошо понаблюдать и задать себе правильные вопросы – всё как на ладони! Даже без подтверждения Картрайта.
Собираюсь объяснить, но в этот момент звонит герцог.
По необъяснимой причине он перестал нуждаться в нашей помощи и настаивает, чтобы мы вернулись домой, все издержки нам, безусловно, будут выплачены, он сожалеет.
Я тоже сожалею, что он идёт на поводу у похитителей. Я этого делать не собираюсь.
Что ж, наша ближайшая задача – шумно отбыть. И надо это отбытие показать в нужном месте. Ладно, старый фокус «забытые перчатки» никогда не потеряет актуальности.
Выходим из участка. Я сообщаю Джону:
– Нас отстраняют.
– Как?
– Очень настоятельно просят больше не заниматься делом. Даже лестно, что преступник так равнодушно отнесся к полицейскому расследованию и забеспокоился из-за нас.
– И что мы будем делать?
– Искать фотоаппарат. Сначала подберём место, где его «забудем», я хочу это сделать возле мотеля, потом будем искать. В подходящий момент я сам вспомню, где ещё можно посмотреть.
– Понял. Лейтмотив вечера: «Ах, какой же я рассеянный».
– Верно.
Далее всё по плану. Мы оставляем фотоаппарат на камне, неподалёку от места аварии, возвращаемся в «Боевой петух», бурно ищем потерю, делимся переживаниями с Анной, «теряем надежду» и отбываем на такси.
Отъехав на достаточное расстояние, я «вспоминаю», где мы ещё не искали, и мы возвращаемся. Под моим руководством петляем, подъезжаем к месту так, чтобы от мотеля нас видно не было. Извиняемся перед таксистом и отпускаем его.
Джон подбирает аппарат, и я говорю:
– Теперь в мотель. Предпочтительно незаметно.
– Артур там? – Джон удивлён.
– Я бы не стал слишком на это рассчитывать. Зато предполагаю найти машину похитителей. Надеюсь, это нам что-то даст.
– С чего ты взял, что машина в мотеле?
– Ну, лично я предпочел бы спрятать машину со следами уголовной аварии в подпольной мастерской, где перекрашивают и перебивают номера угнанным автомобилям, а не открыто привезти её к честному механику.
– А откуда ты знаешь, что там подпольная мастерская?
– Задал вопрос и получил ответ. У меня есть осведомители, я всё же детектив. Ничего сложного. А теперь – тихо!
Джон идёт следом за мной и не высказывается по поводу незаконного проникновения на частную территорию. Да уж, человек, слишком трепетно относящийся к приватности, не мог бы стать моим напарником. Впрочем, какого пиетета к закону вообще можно ожидать от Уотсона, имеющего нелегальное оружие и не боящегося им воспользоваться? Я тихо хмыкаю – мысль о том, что я живу с убийцей и покрываю его, всё ещё обескураживает.
Подпольная мастерская, отвечая своему названию, обнаруживается под полом легальной. Мы спускаемся туда по лестнице, и я говорю Джону:
– Фотографируй.
– Что?
– Всё. Тут кругом сплошные доказательства.
Сам направляюсь в противоположную сторону: недопустимо в логове преступников забыть о деле, отвлёкшись на соседа.
Я ошибся. Никак не предполагал найти Артура тут. Ведь это было так маловероятно! Тем не менее, открыв дверь маленькой подсобки, на топчане, поставленном рабочими, я вижу лежащего мальчика. Он спит или находится без сознания. Быстрый осмотр, включающий проверку зрачков, и становится ясно: ребёнок одурманен наркотиками.
– Джон!
Напарник прибегает, ахает и кидается к Артуру. Понятно, в нём проснулся доктор.
– Кто вы такие?! – раздаётся вопль от входа. – Отойдите!
Размахивая руками, к нам бежит Джеймс Уайлдер.
Уотсон оглядывается, вскакивает, выхватывает пистолет, кричит:
– Стой!
Джеймс будто не слышит, и Джон стреляет – пуля пролетает прямо над плечом секретаря и входит в стену. У бывшего вояки стальные нервы и меткость выше всяких похвал: я бы не рискнул стрелять так близко к тому, в кого не собираюсь попадать. А Джон, видимо, решил хорошо напугать. И ему удалось.
Джеймс падает в ужасе.
– Аииииии! Оммм-ооооооо-иииии! – он визжит, бьётся головой об пол, трясётся. Воистину непристойное зрелище.
Джон засовывает пистолет за пазуху и бежит спасать этого полудурка. Суёт ему под голову куртку, прижимает плечи, ослабляет галстук. Визг ослабевает. Потом доктор протягивает руку и требует:
– Шарф!
Наверняка таким тоном и жестом он требовал инструмент у операционного стола.
– Ещё чего, – возмущаюсь я.
Джон смотрит недовольно:
– Предлагаешь связывать его носовыми платками? Неэффективно!
С тяжким вздохом я жертвую шарфом, кроме того мы берем галстук Джеймса. Помогаю Джону связать ненормального и вызываю полицию.
Приступ потихоньку стихает, переходит в рыдания, Джеймс всхлипывает, бормочет полусвязное:
– Зачем? За что! Не виноват. Я! Меня-то? Сволочи! Я сын! Я право имею! Я, не Артур. Я не виноват, не виноват… он сам напросился. Яааааааа сын, слышите!!!! Яааа! Сыыыын! Ыыыыыыы. Я сын, я лорд…
Мы отходим, садимся в один из автомобилей и закрываемся там. Внутри намного тише. Прошу у Джона пистолет и начинаю тщательно оттирать найденной тут же промасленной тряпкой.
– Заелозишь, отдай, – недовольно говорит Джон.
– И не подумаю. Держи! – отдаю ему зажигалку. – Теперь она будет тебе служить верой и правдой.
– Что это?
– Зажигалка. Джеймс придет в себя и начнёт давать показания. В стене засела пуля. И в полиции тебя могут обыскать. Очень хочешь в тюрьму за нелегальное хранение оружия? А в ходе расследования может и другое вплыть. Мы оставим твой зигзауэр тут, – указываю на бардачок. Никому в голову не придёт, что он был наш. Потом купим тебе новый.
Джон обдумывает и говорит:
– В другой машине.
– Микроследы, – соглашаюсь я.
Мы смеёмся от взаимопонимания, не нуждающегося в лишних словах. В душном от запаха краски автомобиле удивительно уютно и здорово.
Поразительно, до чего часто мне приходится давать объяснения полиции ночью. Я привык, а Джон зевает, клюёт носом и всем видом демонстрирует измотанность.
Нас отпускают уже утром.
– Домо-о-ой! – стонет Джон.
– Я бы заехал сначала к герцогу, буквально на пять минут, тут близко. Лучше сейчас, чем потом мотаться, – кажется, я оправдываюсь. Вот ещё не хватало! Умолкаю.
Холдернесс принимает нас в кабинете. Он уже в костюме и, похоже, как и мы, не спал ночь… нет, уже вторую подряд.
– Мистер Холмс, доктор Уотсон, я сразу хочу поблагодарить вас за ваш подвиг. Я просто слов не найду, ведь если бы не вы – неизвестно, что стало бы с Артуром. Тем более, ваша помощь была такой неожиданной, после того, как я отказался от ваших услуг.
Прерываю его сумбурную речь:
– Знаете, сэр, не люблю оставлять дела незавершёнными. Я рад благополучному разрешению проблемы. Как Артур сейчас?
– Спит у себя, с ним сиделка. Говорят, ничего страшного, всё обойдётся, – он усталым жестом трёт глаза.
– Конечно, обойдётся. И всё же мальчик испытал такое потрясение. Он не сможет сам справиться со стрессом, ему нужна помощь. Думаю, будет лучше, если его мать пока поживёт рядом. – Я вдруг с удивлением понял, зачем меня сюда тянуло. Оказывается – дать этот совет. Стыд какой, только сейчас осознал это никому не нужное сочувствие. Оно заразно, что ли? Кошусь на Уотсона. Ммм… нет. Как бы мне ни хотелось счесть приступ человеколюбия болезнью, перекинувшейся с напарника, на самом деле Артур просто слишком похож на меня в его возрасте. У него такой же холодный дом, только старший брат гораздо хуже: он сумасшедший, не признанный отцом и ненавидящий. Врагу такого детства не пожелаешь.
Лорд поджимает губы:
– Я не думаю, что Эдит согласится.
– Я уверен – ради сына она пожертвует своим удобством. Я уверен также и в том, что вы будете достаточно настойчивы, приглашая её. Ведь для своего ребёнка родители согласны на многое. Знаете, порой люди поступаются своим удобством даже ради совершенно безумных капризов своих детей.
Холдернесс ловит намёк, вглядывается в меня, но старается не поверить, что я знаю.
Роняю:
– Близкородственные связи так притягивают, так манят. – Он вздрагивает. Я держу паузу, потом делаю вид, что оговорился. – В смысле родственные связи с близкими очень важны, не так ли, герцог? Вам повезло с Артуром. Прекрасный, здоровый ребенок, – выделяю интонацией слово «здоровый».
Герцог машинально дергает себя за воротник. Намеков хватит. Заканчиваю:
– Думаю, вам действительно надо побеспокоиться о том, чтобы никто больше не испортил жизнь Артура.
– Поверьте, мистер Холмс, я это очень хорошо понял за последнее время.
– Прекрасно, рад это слышать. Не будем отнимать больше вашего времени. Всего наилучшего.
– Благодарю, – отвечает герцог. Он недоумевает. Кажется, думает – я появлюсь ещё. Шантаж? Боже, смешно, разве мне это нужно?
– Я действительно думаю, что приезд миссис Эпплдор важен. И, кроме того, искренне надеюсь, что мои услуги не пригодятся вам больше. Прощайте.
Мы раскланиваемся и уходим.
– Не похоже на тебя, Шерлок. Таинственные интонации, намеки, ни одного слова напрямую, – говорит Джон.– Честно говоря, ни черта не понял из вашей беседы, будто поймал запись шифровки, а кода не знаю.
Смеюсь.
– Что ты хочешь, ведь герцог – политик. Я просто говорил с ним так, как он привык и может понять.
– Объяснишь мне? Потом… дома.
– Ага, – отравившийся великосветской беседой организм срочно желает лечиться просторечиями. – Дома поспим, после поболтаем, расшифрую тебе всё.
– Угу, – Джон окончательно обессилен. Спит на ходу.
И я, в общем, вполне понимаю, почему в такси Джон машинально пристраивает голову мне на плечо и сладко засыпает. Мне приходится его иногда придерживать, чтобы не свалился. Неясно другое: мои ощущения от этого. Приятные, но смутно-неопределённые. Дружественные? Тепло. Родственные? Ещё теплее. Не могу уловить – что? Впрочем, я не спешу, могу поразмыслить до самой Бейкер-стрит. Правда, даже думать немного лень: я наконец-то расслабился, понял, что, несмотря на странности с моей памятью, я не утратил своих способностей. Сейчас верится в лучшее: скоро всё вспомнится само собой, без лишних усилий, как и обещали врачи, предупреждавшие, что не стоит перенапрягаться и слишком беспокоиться – это только мешает восстановлению.
Высыпаюсь часам к трём. Иду на кухню, Джон уже сидит в гостиной перед телевизором и пьет чай. Лично мне нужен кофе – взбодриться. С никотиновым пластырем вприкуску. Но подойдет и что-нибудь более удобоваримое.
Пока кофеварка пыхтит, я нахожу остатки сырного печенья, забираю эспрессо и со всем добром иду на свой любимый диван.
– Выключи свой тарахтящий ящик, у меня от него голова болит, – возможно, не слишком вежливая просьба, но голова действительно болит.
Джон поворачивается, внимательно на меня смотрит и всё-таки выключает телевизор.
Я отпиваю первый глоток и зажмуриваюсь. Хорошо. Когда открываю глаза – опять натыкаюсь на слегка насмешливый взгляд Джона.
– Проснулся? – он добродушно улыбается и пересаживается в кресло, чтобы было удобнее общаться. – С тебя история. Я не всё уловил, хоть и бегал рядом. Сам понимаешь, теперь хочу во всём разобраться.
Пожимаю плечами:
– Элементарное было дело. Но расскажу, конечно. Дай ноутбук.
– Твой или мой?
– Без разницы.
Джон не поленился сходить за моим ноутбуком, хотя он был дальше. Идею собственной приватности сосед оберегает, следует запомнить.
Восстановить вчерашний поиск проще простого, и я показываю ему фото Холдернесса с Уайлдером, на которое обратил внимание вчера.
– И что?
– Смотри внимательнее. Фамильное сходство очевидно…
– Мда?
– Конечно, очевидно. Один рыжий, второй брюнет, но ты присмотрись к форме лица, губам, фигуре, да тут почти всё вопит – они родственники. И ничего об этом не известно – значит, скрывают. Уже любопытно. Из заметки «Разрубите младенца пополам!», я узнал общее положение в семье. Когда герцог изложил суть проблемы – я вспомнил статью и добавил к информации то, что ребенок, скорее всего, хотел быть с матерью: всё это «похищение» не было для мальчика недобровольным, так что у него могло быть желание сбежать снова. Так я узнал лёгкий способ выманить Артура.
Джон восклицает:
– Главное, так и оказалось. Уайлдер сам признался, что предложил Артуру отвезти его к матери. Фантастика!
– Нет, просто нормальная работа с информацией. А вот заметка, заинтересовавшая меня позже. Смотри: «Нужно ли увеличивать штат нашей полиции?»
Пока Джон читает, я жую печенье. Интересно, я успею закончить с поздним завтраком до того, как он разберется? О да. Я уже доел, а Джон всё пытается сообразить. Наконец он сдаётся:
– Не понимаю, какой из этого можно сделать вывод.
– Джон! Целых два с половиной процента из всех нераскрытых преступлений, приходящиеся на один единственный их вид – это же очевидно: появилась новая шайка, которая успешно угоняет автомобили, а, значит, имеет место, куда их прятать, и место это – скорее всего, мастерская, в которой машинам перебивают номера и, возможно, вносят модификации во внешний вид. А раз есть мастерская, то логичнее всего спрятать авто именно там. Правда, мы имели дело с безумцем, так что логика могла не сработать, но тут нам повезло.– Чашка уже отставлена, и я жестикулирую, как обычно во время объяснений.
У Джона горят глаза, он впитывает каждое слово, и редко когда мне было так приятно рассказывать о пустяковом, с точки зрения дедукции, деле. Да, я люблю впечатлять. Простительная слабость.
– Насчет «Боевого петуха» ты просто спросил, я помню.
Перебиваю:
– Тем не менее, догадался я раньше. И ты мог бы заметить.
– Когда? – Джон несколько недоверчиво поднимает брови.
– С приходом хозяина – в рабочем комбинезоне, причём на комбинезоне были свежие пятна краски, и он ею пах. Но Хауэр отрицал, что у него есть заказы, и мы сами видели, проходя мимо мастерской, что там пусто. Откуда краска? Из нелегальной мастерской, – я опять размахиваю руками, будто это поможет Джону быть внимательнее в другой раз.
– И в самом деле. А я-то думал, зачем ты с ним любезничал. Остался последний вопрос: так что там с Уайлдером, он действительно сын герцога?
– Сын и, скорее всего, племянник. Вряд ли брат.
Уотсон – слишком правильный человек, он не может сразу понять мои слова. Сначала хочет переспросить, что именно я подразумеваю, а только потом соображает:
– Инцест? – в голосе большое сомнение. Он готов быстро отказаться от такого предположения.
– Да, довольно опасная вещь в плане наследственных заболеваний.
– Спасибо, я изучал медицину.
– Всегда рад помочь.
– Да, теперь всё сходится. Нет, я никогда не устану поражаться, тому, как ты это делаешь, – Джон откидывается в кресле и смотрит на меня с неприкрытым восторгом, просто невозможно спокойно к этому отнестись. Я и не спокоен. Я начинаю возбуждаться – второй раз за два дня. Надо отвлечься. И вечером решить эту проблему. Как неудачно совпало, что человек, с которым я, кажется, действительно готов дружить, начал меня привлекать. Любовника найти просто, друга – вовсе нет. Не хотелось бы, чтобы мои внезапные желания помешали дружбе.
– Спасибо, – отвожу взгляд и спрашиваю. – Куда ты вчера дел фотоаппарат?
– А? Не помню, – Джон смущён. – Сейчас поищу.
Идёт к входной двери и начинает оттуда: правильно, так можно восстановить последовательность действий. Не метаться всполошено по квартире, а спокойно отыскать потерю. Действительно, Джон победно снимает кофр с полки у двери:
– Вот.
– Спасибо.
Заряжаю новую пленку. Отснятое в ходе расследования мы оставили полиции. Впрочем, я бы и не стал экспериментировать с доказательствами, пусть их проявляют профессионально. А я попробую свои силы фотолюбителя на нынешней плёнке.
Правда, фотолюбитель я довольно-таки относительный – мне интереснее поскорее перейти к проявке и печати, но перед тем надо что-то отснять. Задача: сделать кадры разных цветов. Вероятно, в печати будут интересны контрасты. Оглядываюсь.
Смайлик на стене. Хорошо. Щёлк. Череп на каминной полке. Щёлк. Книжные полки. Щёлк. Джон. Щёлк.
– Что ты делаешь?
Поразительная неспособность понять очевидное.
– Развлекаюсь, – отвечаю я и ухожу на кухню. Делаю ещё пару кадров, и Джон не выдерживает. Прибежав следом, он отнимает у меня фотоаппарат.
– Хватит снимать беспорядок! Хочешь увековечить наш быт, так хоть приберись сначала!
– Я вовсе не собирался запечатлевать наш быт.
– А что тогда?
– Заполняю пленку. Недавно я нашёл в доме оборудование для проявки и печати. И миссис Хадсон любезно разрешила им воспользоваться.
– Понимаю. Это тоже твоя любимая химия.
– Да, – хорошо, когда не надо дополнительно объяснять. Разумеется, даже из этой затеи можно извлечь практическую пользу... наверное. Но мне просто хочется размяться.
– Я сам отсниму, договорились?
– Спасибо. – Это тактическая ошибка: Джон тут же начинает наводить фотоаппарат на меня. – И ты весьма обяжешь, если не будешь фотографировать меня непричесанным и одетым в домашнее.
Люди весьма предсказуемы. Не стоит и надеяться на то, что Джон оставит меня в покое, пока не получит желанные кадры.
Ухожу в спальню. Но вскоре мне там делается скучно. Прежде чем выйти и стать объектом фотоохоты, я лениво одеваюсь и расчесываюсь. Джону повезло: он и растрепанным хорошо выглядит, а мне, со специфической внешностью, необходимо следить за собой. Тогда удаётся выглядеть эффектно.
Как и следовало ожидать – стоило мне показаться в дверях, как в глаза блеснуло вспышкой. Дайте дураку веревку, так он и повесится.
– Джон, не будь ребёнком. Не надо меня подстерегать.
Он выглядывает из-за камеры и спрашивает:
– А ты согласишься позировать?
– Несколько кадров – и ты оставишь меня в покое.
Джону очень идет это довольное и немного лукавое выражение лица. Он командует, где мне встать, и устанавливает фотоаппарат на каминную полку. О, совместное фото. Закатываю глаза. Джон замечает и со смешком говорит:
– Зато я смогу доказать внукам, что действительно был знаком со знаменитым Шерлоком Холмсом.
– Только не надо грубой лести. Раз я обещал, значит, будут совместные кадры.
Джон ставит фотоаппарат на автоспуск, подбегает ко мне, и пытается взлохматить мне волосы.
– Что за детский сад, – перехватываю руку Джона, а он заразительно хохочет над своей попыткой и моим возмущением. Не могу не улыбнуться, глядя на него. И очень хочу наклониться, чтобы поцеловать шею Джона сейчас. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я пошёл на поводу своих желаний?
ЩЁЛК.
Ещё по негативу я понял, что первое фото из совместных будет неудачным. Слишком запрокинул голову Джон. Слишком откровенно смотрю на него я. Потому, печатая этот кадр, я позволил себе отступления от нормального процесса, и на фото получились два до изумления зелёных смешных человека. Даже Джон не стал возражать против того, что это фото я выкину. Хотя некоторые другие кадры со мной он чрезмерно отстаивал.
Но я соврал. Высушив снимок, припрятал его. Всё-таки он вышел забавным.
***
Мориарти исчез с горизонта, будто его и не бывало. Обрывки его сетей вяло шевелятся в интернете – люди ищут связь с консультантом и не получают ответа. Джим поиграл со мной и пропал вместе с куском памяти. Будто это была единственная его цель – лишить истинных воспоминаний об Уотсоне.
Сама по себе амнезия не проходит. Есть шанс, что всё так и останется, но подобный вариант развития событий меня не устраивает. Я пытаюсь вспомнить снова и снова. Старательно расспрашиваю Джона и окружающих о тех месяцах, надеюсь расшевелить истинными подробностями действительные воспоминания и вытеснить ложную память. Но пока могу лишь заново привыкать к тому, что такое жить с Джоном.
Жить с Джоном – это внезапно узнать, что у него есть девушка по имени Сара, с которой мы, оказывается, были знакомы, но её я тоже забыл. И расстроиться от очередного упущенного эпизода – от чего же ещё?
Жить с Джоном – это подсесть на его комплименты, как на наркотик, и огорчаться, если он не восхищён моими действиями. Хотя расстройство я стараюсь не демонстрировать.
Жить с Джоном – это всегда вовремя принимать лекарства, потому что обязательно напомнят. И периодически подвергаться утомительным допросам по поводу самочувствия. Кроме того, выслушивать, как он беспокоится из-за обыкновенного головокружения, стоит в нём признаться. А ведь после сотрясения мозга это естественно, врачу ли не знать.
Жить с Джоном – это узнавать его привычки: от любимого сорта пива, до времени, когда он начинает зевать – и почему-то не терять к ним интереса.
Жить с Джоном – это постоянно одергивать себя, напоминая, что я предпочту нынешнее положение друга положению любовника, которое быстро останется в прошлом, как это всегда происходило раньше.
Жить с Джоном – это смеяться гораздо чаще, чем до встречи с ним.
Жить с Джоном – это бегать по крышам не в одиночку.
***
Квартира последней жертвы находится на последнем этаже дома напротив. Есть шанс, что маньяк выслеживал её с этой крыши.
Мы взбегаем по лестнице, и голова опять начинает кружиться. Я замедляю шаг, пропуская Джона вперед. Крыша со скатом и Джон, споткнувшись о выступ кровли, начинает падать. Я успеваю рефлекторно схватить его и остановить падение раньше, чем соображаю, что именно произошло. Смотрю на стоящего рядом ошарашенного Джона, а перед глазами разворачиваются сцены того, что случилось бы, если бы я не успел. Джон на асфальте. Джон в больнице. Похороны…
Мне дурно. Голова кружится, сердце отчаянно бьется, ноги подкашиваются, так что я едва успеваю опереться о дверь чердачного выхода.
И Джон – только что едва не погибший Джон – кидается ко мне с вопросом:
– Шерлок ты как, тебе плохо?
– Нет, мне хорошо, я просто в восторге. Смотри под ноги внимательнее, Джон! Я не всегда смогу тебя поймать! – Рявкнув на друга, обнаруживаю, что ноги уже не дрожат. И иду проверять свою догадку к парапету. Там действительно недавно сидел наблюдатель. Что ж, это вписывается в самую вероятную из концепций.
Мы сдаем полиции Томаса Хейна Катбуша до исхода дня. Неизвестная нам девушка – или несколько – теперь останется в живых.
Сон не идёт. Воспоминания о предательской слабости угнетают. Нормально ли, что за месяц головокружения не уменьшились? Возможно, стоило соблюдать режим, о котором в один голос твердили врачи и Джон?
Показателен ли приступ на крыше? Скорее нет – это психосоматическая реакция на испуг. Я отчаянно боюсь потерять Джона. Он слишком важен для меня – сильнее, чем я думал, сильнее, чем должно волноваться даже за друга. И возникает один вопрос: правильно ли я интерпретировал это острое чувство зависимости от другого человека?
Мелкие детали складываются в картину.
Жить с улыбкой Джона, жить с его дыханием за спиной, ощущать себя хорошо просто в его присутствии и ревновать к Саре.
Жить с одобрением Джона.
Жить со страхом потерять Джона.
И навязчиво, болезненно желать обладать Джоном.
Какая странная дружба. Довольно прятать голову в песок. У этого чувства есть другое, слишком красивое имя – влюблённость.
Я влюблён.
Убийственно.
Сердце бьется заполошно, будто радуется новой свободе. Глупости какие! Я прекрасно обходился раньше без подобных эмоций и подозревал, что просто не способен на них. У моего организма нет желания самостоятельно взбадриваться дофамином и адреналином, так что мне приходится даже прилагать некоторые усилия для повышения производства нейромедиаторов. И вот, пожалуйста, новые фокусы!
Но что с этим делать дальше?
В голове каша.
Ничего не делать, само пройдет, или… Избавиться от чувств… Хотя его присутствие… Выставить Джона из дому немедленно… Сразу не выйдет, ну ладно, за неделю-то я от него точно избавлюсь… Пойти к нему сейчас же и сказать, что я… Нет, не спешить. Подготовить позиции, составить план и затащить в постель… А вдруг он… Попробовать переспать с кем-то другим… Отвлечься...
Жалкая пародия на нормальный мыслительный процесс.
Пожалуй, я слишком тороплюсь. А ведь я пока даже не понял, чего собственно хочу. Так, стоп. Любые действия нужно предпринимать, успокоившись. Я умею отслеживать и формировать свой мыслительный процесс, я смогу быть спокойным даже в таких обстоятельствах. Просто нужен новый, более спокойный ритм, это сердце сбивает меня с толку. Нахожу в мыслях файл с мелодией Бетховена, если не хватит мысленного проигрыша – достану скрипку…
С этой мыслью я засыпаю.
Продолжение в комментариях
Автор: Ведьма Натка
Бета: eliah.jan, DreamTheCyanide
Герои: Шерлок/Джон, Майкрофт, Лестрейд
Рейтинг: PG-13
Размер: миди, 13 400 слов
Жанр: слеш, драма, кейс
Отказ: отказываюсь
Саммари: после взрыва в бассейне у Шерлока обнаруживается очень специфичная амнезия
Примечания:
- на Sherlock BBC Fest. Non-kink 09.18
- автор заявки Спящий человек.
POV Шерлока
Кейс с благодарностью взят у АКД и любое сходство не случайно.
читать дальше
Level I
Мне снова десять – почти осознаю, что мне снится сон, но он затягивает в свою реальность. Реальность стёртых воспоминаний.
Сижу на берегу и смотрю на воду. Говорят, если долго смотреть на текущую воду, она унесет с собой мысли. Хорошо бы. Жаль, что это ложь. Продолжаю смотреть – вдруг я ошибаюсь?
Ранняя осень, ещё тепло. Отличный день, чтобы дать воде унести всю память. Может тогда не будет так плохо, больно и горько.
Запах воды смешивается с лёгким гнилостным душком протухшей рыбы и прелой травы. Ненавижу.
Прихожу в себя в больничной палате.
Запах лекарств, жёсткие простыни, белый потолок, «сколько пальцев вы видите», «дайте посмотрю ваши глаза», расскажите то, ощутите это.
Понятно, что мое здоровье после пережитого взрыва в бассейне необходимо проверить, но дотошность утомляет.
– Ещё спросите о самочувствии кончиков ногтей, и узнаете о моем здоровье всё.
Врач смеётся, сообщает, что я в порядке, и уходит. Тоже мне, открытие! Это было очевидно.
В палате тут же появляется невысокий мужчина, видимо, поджидавший, когда я освобожусь. Пижама, халат, прихрамывает, бережёт ребра – местный пациент. Судя по манере двигаться и стоять, бывший военный или полицейский.
– Шерлок! Наконец ты пришел в себя!
– Здравствуйте. Мы знакомы?
– Шерлок? Ты меня не узнаешь?!
– Впервые вижу.
Мужчина меняется в лице.
***
Суета сует. Как у Шекспира. Наверное, со стороны происходящее – те же много шума из ничего.
Но мне не смешно.
«Ретроградная амнезия», «последствия шока», «замещающие воспоминания».
Три чёртовых месяца я помню неверно.
Мой мозг работает неправильно. Он исключил из воспоминаний некоего Джона Хэмиша Уотсона, и прикидывается, что так и было.
Дьявол!
Восстановите мой жёсткий диск. Срочно!
***
Мы с Джоном едем домой в такси. Я должен называть его «Джон», ведь мы якобы друзья. Делаю вид, что верю в это. Тридцать два года как-то обходился без друзей, потом внезапно обзавелся одним и – ах, какая неприятность – забыл. Будто так бывает.
Возможно, Джон отличный актер. Он убедительно переживал вчера, сегодня словно исподтишка бросает трогательно-обеспокоенные взгляды и волнуется. Из-за моего состояния? А может, причина в другом? Джону придётся нелегко, если теперь ему нужно будет беспрерывно сдавать экзамен по убеждению незнакомого человека в том, что он – друг. Я не знаю. Не уверен. Мне бы слишком хотелось второго.
Перед домом пропускаю Джона вперед, и он уверенно поднимается в квартиру, открывает дверь своим ключом. Ну конечно, если его готовил Майкрофт или Мориарти, любой из них не упустил бы таких мелочей.
Ждёт меня на пороге. Знает, куда деть куртку, без колебаний садится в гостевое кресло, радостно приветствует миссис Хадсон.
– Действительно, я с тростью, как в первый день, – соглашается с ней Джон. – Но в этот раз мы не убежим. Так что, может быть, чаю, вместо не выпитого тогда?
– Хорошо, но, молодые люди, учтите, я ваша домохозяйка…
– … а не домработница, – заканчивает Джон, и они смеются.
Отличное представление, теперь я должен убедиться, что они давно знакомы. Браво!
Не хлопаю в ладоши, но смыкаю руки перед лицом. Решаю, что момент уместный:
– Как мы познакомились? Расскажи в деталях, вдруг что-то вспомнится.
Он смотрит на меня как печальный пес – каждое напоминание о моей «потере памяти» сопровождается именно таким взглядом. Начинает без особого энтузиазма, но втягивается и продолжает с воодушевлением. История вполне банальна. Если бы я сам писал ему легенду, то сочинил бы нечто похожее. Встреча со старым другом Майком Стэмфордом – он действительно и мой знакомый, из тех людей, кто любит лезть без мыла в душу. «Сними квартиру пополам», «да кто со мной уживется», лаборатория, знакомство.
– А потом ты сказал: «Простите, я забыл в морге свой хлыст», подмигнул и испарился. Прекрасное представление: Шерлок Холмс великий и ужасный, только сегодня и только для вас. Я остался стоять, хлопая глазами, дурак дураком. Так что, заинтригованный донельзя, я просто не мог не прийти на встречу.
Джон признаётся в том, как был впечатлён, без всякого смущения, наоборот, ему эти воспоминания в радость. Задумавшись, он улыбается. Хорошо так, по-доброму.
Это неожиданно приятно.
Он продолжает уже про дело таксиста-отравителя. Дело-то я отлично помню, но наши версии несколько различаются. Некоторые детали в рассказе весьма правдоподобны, сочинить их было бы чуть сложнее, чем первую встречу. Как мы сидели в кафе у Анжело, как я рассуждал о тех, кто охотится в толпе. Откровенно говоря, это действительно мои мысли, но я в тот момент подозревал кого-нибудь из полиции или скорой помощи. Однако возможности кэбменов действительно намного больше, чем мы привыкли считать.
В конце рассказа зияют незаполненные лакуны. Джон мямлит о том, как ожидал полицию и волновался обо мне.
Его неловкого вранья с меня достаточно, предпочитаю более изящную ложь.
– С чего ты взял, что сейчас уместно говорить мне неправду? Я, конечно, и так понял, что таксиста застрелил ты, но, если мы пытаемся разобраться с моей памятью, искажать факты – непродуктивно.
Он краснеет.
– В тот раз ты тоже сам догадался. Мы… не обсуждали это, только в самом начале. Ну, когда ты понял и подошёл ко мне с вопросом: как я себя чувствую после убийства?
– И как ты себя чувствовал?
Он пожимает плечами.
– Нормально. Он был отравителем и угрожал тебе, а я... снова защищал гражданское население. Некоторые вещи не так легко изменить уходом в отставку.
Я не отстаю:
– И всё же, почему ты сейчас не сказал?
Джон пожимает плечами.
– Шерлок, убийство – не та вещь, которой хочется хвастать, как бы оправданно оно ни было. Я видел на войне многое и многих. Те, кто начинал считать «скальпы» и гордиться ими – уже переставали быть людьми. Я не собираюсь становиться таким же.
Он замолкает, совершенно очевидно, что больше на эту тему сказано ничего не будет. Интересный у меня сосед. Совсем не такой простой, как кажется на первый взгляд. И мне он нравится. Беспричинно и вопреки всякой логике. Это говорит только в пользу Джона. Я редко схожусь с людьми, зато сразу вижу тех, кого могу терпеть. Того же Лестрейда я заприметил в полицейском заграждении среди десятков прочих бобби. И не ошибся – с ним действительно можно иметь дело. Возможно, так было и с Джоном, и потому я так быстро принял решение о соседстве.
Вечер и часть ночи я провожу за обыском собственной квартиры. Смешно, но я пытаюсь делать это незаметно, будто стесняюсь своего недоверия. Следы присутствия Уотсона можно обнаружить везде. И не только очевидные, вроде зубной щетки и бритвенного станка в ванной, но и куда более достоверно говорящие о давности его пребывания на Бейкер-стрит. Его волоски, которые находятся то под ковром, то в кресле. Отпечатки пальцев, которые есть даже под сиденьем табуретки. Само собой, он придвигал ее к кухонному шкафчику. Зачем? О! На верхней полке, за банками с бакалеей, спрятаны моя спиртовая горелка, реторты, подставки с пробирками. Оказывается, Джон так расчистил часть кухонного стола. Смешно – будто я мог не найти настолько по-детски спрятанное оборудование.
Всё ведет к одному: Джон говорил правду. Да и в самом деле, какой шпион наберется наглости так себя вести с объектом? Зато утомленный мною сосед может позволить себе и не такую бесцеремонность. Чисто по-дружески. Удивительно, но, выходит, у меня всё-таки есть друг!
Просыпаюсь, резко вздрогнув, ощущаю, как по спине ползут холодные мурашки: мне снилось, будто я разучился играть на скрипке. Даже забыл, как её правильно в руки брать, и потому в сердцах швырнул её в кресло, отчего старая подруга разлетелась на части. Никакое понимание того, что это лишь сон и волноваться нерационально, не помогает. Просто бегу в гостиную – попробовать, смогу ли сыграть хоть что-то. Пробую сыграть отдельные ноты, потом перехожу к этюду Крейцера: один из первых выученных, который помнят скорее руки, чем мозги. Получается.
Узнав, что память может меня подвести, как с Уотсоном, я теперь абсурдно сильно боюсь новых её выходок. Глупость, но трудно ей не поддаться.
Джон спускается из спальни, ерошит волосы, трёт глаза. Спросонья он выглядит забавно.
– Ох, Шерлок, – стонет сосед. – Жаль, что в отношении скрипки ты не изменился.
И уходит в ванную.
– А мне не жаль, – говорю вслед.
Семь утра – отличное время, чтобы встать, если ты не сова, конечно. Зеваю и устраиваюсь на диване. Можно ещё подремать, пока Джон не примется мстительно шуметь на кухне.
Во время завтрака – холодные остатки ужина из китайского ресторана и тосты с кофе – мы наконец просыпаемся. Я ещё не успел допить свой эспрессо, а мне уже звонит клиент. Оказывается, удачно, что мы так рано вскочили. Со мной говорит герцог Холдернесс, извольте радоваться!
Судя по тону, которым ведётся беседа, я должен узнать его по имени. И, кроме того, должен бросить всё и заняться его проблемой, вне зависимости от того, насколько я занят. Ему повезло, что я сейчас как раз очень хочу проверить свои способности, иначе у меня могло бы найтись множество неотложнейших дел.
Наскоро переодевшись, падаю в кресло и беру ноутбук. Стоит узнать, что за личность собирается осчастливить нас своим посещением.
Герцог, лорд, богатый предприниматель, министр… Боже, надеюсь, он не с политическим делом! С подобным мне и Майкрофта хватает.
«Разрубите младенца пополам!
Процесс между герцогом Холдернессом и его бывшей женой Эдит Эпплдор по делу об опеке над сыном Артуром продолжает радовать своей скандальностью. Накануне дня слушания, мать попыталась выехать с ребенком во Францию, однако их перехватил взволнованный отец с полицией. Доказательства «похищения ребенка» теперь склоняют весы Фемиды в пользу Холдернесса.
Трудно сказать, ведёт ли Эдит борьбу за ребенка или за средства, ведь состояние семьи Холдернесс оценивается в 37 миллионов фунтов, а бывшей герцогине не так много удалось отщипнуть в свою пользу при разводе. Хочется надеяться, что судья Ланкашир проявит соломонову мудрость и определит, кого же интересует сам Артур Холдернесс. »
Семейные скандалы – тоска! Дальше. Листаю страницы, выданные поисковиком, просмотриваю заметки, фотографии.
«Лорд Холдернесс вносит предложение по поводу сельскохозяйственных…»
«Герцог Холдернесс с женой на открытии благотворительной…»
«Видный политический деятель Холдернесс со своим секретарём Джеймсом Уайлдером…»
Стоп. Неувязка. А где про родственные связи? Они тут на лице написаны. Ищу информацию. Нет, не племянник и не кузен. Так, а заметное сходство откуда? Оно несомненно, но скрадывается разной мастью – старший рыжий, а младший брюнет. Любопытно. Что заставило богатую фамилию не признать одного из отпрысков? Не в средневековье живём.
В жизни герцог выглядит иначе, чем на фото. Он, пожалуй, бледнее Майкрофта, высокий, узколицый, но его длинный крючковатый нос торчит куда сильнее, чем представлялось раньше. Надменная рожа, ну точно вроде моего братца.
– Мистер Холмс, должен сказать, что я нахожусь в отчаянии. – По холодности тона и невыразительности мимики и не скажешь. И я ему верю. Это не наиграно. Именно так по-настоящему отчаиваются.
– Мой сын пропал. Полиция считает, что он у матери или на пути к ней. Мы разведены, знаете ли.
– Я в курсе.
Он поджимает губы, ему очевидно неприятно, что семейные дела являются общественным достоянием. Чего же он хотел, политика – публичная вещь.
– Так вот, Артура нет у матери. Как бы ни были плохи наши отношения, но сына мы оба любим. И Эдит действительно встревожилась, когда узнала, что он исчез. Хм, ладно. Одних её слов мало. Признаюсь – есть несколько нанятых мною человек, которые присматривают за бывшей женой. После того случившегося у меня нет к ней доверия. Артур действительно не у матери. И не дома. Школа неподалеку от Холдернесс-холла, так что сын, если бы направлялся домой, уже добрался бы. Кроме того, учитель немецкого… – герцог запинается.
– Что учитель немецкого?
– Исчез вчера тоже. Я боюсь. Это мой сын, неизвестно где, неизвестно с кем, и если это киднеппинг… – он принялся внимательно рассматривать череп на каминной полке. Потом, после паузы, тихо продолжил. – Слишком редко детей возвращают живыми. Я просто хочу чуда, мистер Холмс.
Голос почти такой же ровный. Просить этот человек не умеет, но ему и не нужно. Я всё равно сделаю, что смогу.
Краем глаза отмечаю реакцию Уотсона. Он волнуется и сочувствует – так много эмоций! Нет, к делу надо подходить рациональнее.
Выясняю остальные подробности. Мальчик, по всей видимости, ушёл из комнаты сам. Юный любитель приключений, скорее всего, спустился по плющу, растущему возле окна. Мда, сутки спустя, после того, как по школе и вокруг неё прошелся табун полицейских, увидеть картину происшествия будет сложно.
Хайдеггер, тот учитель немецкого, с Артуром не общался, даже не преподавал в его классе. Уехал куда-то на своём автомобиле. Чем и как он мог выманить мальчика, неизвестно.
Машина, мужчина и мальчик в розыске, результатов пока нет. Скоро появятся объявления в прессе, странно, зачем до сих пор тянули, на что надеялись?
В конце концов, говорю:
– Мы с коллегой готовы приступить к вашему делу немедленно, единственное, что остаётся – финансовый вопрос.
Джон заметно удивлён, видимо, он знаком с моими привычками в деньгах. Молчи, Джон, к разным делам разный подход.
– Да, конечно, аванс. Сейчас, – говорит герцог. Для него это естественно.
Как я и надеялся, он звонит секретарю, чтобы тот перевёл деньги мне на карту. Не лорду же заниматься такими мелочами. Мне не составляет труда на всякий случай, для утрясания вопросов которые могут возникнуть, выяснить телефон заинтересовавшего меня Джеймса Уайлдера. Отлично!
Холдернесс отбывает.
– Собирайся, Джон, живо! И так масса времени впустую, Бог весть, что там осталось от следов за сутки.
– Пистолет брать?
– Что за вопрос, конечно. Ах да, вот ещё!
Я роюсь в коробке, потом в другой. Вот он. Достаю фотоаппарат.
– Держи. Плёнку купим по пути, и не забывай её перезаряжать – это тебе не цифровик.
– Зачем? Тебе мало мобильника?
– Уговорил. Если ты вставишь в него плёнку, то фотоаппарат можешь не брать.
Пока Джон бегает за пистолетом, я вспоминаю про зажигалку. Может пригодиться.
Объясняю насчет плёночного аппарата уже в такси.
– В эру Фотошопа настолько затруднительно провести достоверную экспертизу и определить, является ли цифровая фотография настоящей или фальшивой, что в качестве доказательств принимаются только фотографии, имеющие негатив. Такие тоже можно попытаться подделать, но фальшивку эксперты обнаружат.
– Странно, ты раньше никогда не пользовался им.
Пожимаю плечами:
– Значит, раньше мне не казалось, что фотодоказательства могут пригодиться.
На самом деле у меня другие планы насчет плёнок. Но пока я не скажу Джону, на что недавно наткнулся, изучая захламленный чердак нашего дома. Смотрел, можно ли туда отнести некоторые коробки, расчищая место в квартире. А обнаружил сокровище, которым мне разрешили попользоваться. Но ведь и сказанное является правдой. Так почему бы не убить двух зайцев сразу?
Едем мы долго: интернат за городом. Впрочем, за это время я многое успеваю. Просматриваю местные новости.
«Пропал ребёнок! Артур Холдернесс…»
«Победители школьного конкурса поедут в Манчестер…»
«Нужно ли увеличить штат нашей полиции?
Статистика показывает, что за отчетный период с начала года процент раскрытых преступлений в округе упал на 1,7 процента по сравнению с прошлым годом, который также был отмечен падением раскрываемости на неполный процент. Цифры на первый взгляд не слишком пугающие, но это наша с вами безопасность, которая становится меньше. Начальник полиции Дулитл утверждает, что большая часть нераскрытых преступлений относится к мелкому хулиганству и угону автомобилей. В связи с этим он просит расширения отдела по преступлениям несовершеннолетних и отдела по…»
«Решение суда по делу «Лайонс против Фредериксона» о свободном проезде через участок…»
«Смертельная авария!
Неподалеку от мотеля «Боевой петух» произошел трагический случай. Ночью в старый дуб, стоящий у поворота, врезался автомобиль. По всей видимости, водитель не справился с управлением. Машина сгорела, мужчина, зажатый рулем, не успел выбраться. Очевидцев аварии не нашлось, люди в мотеле заметили происходящее, только когда полыхало вовсю, и сделать что-либо было уже поздно.
Тело пока не опознано. Очевидцев происшествия или тех, кто может помочь с опознанием, просят звонить по телефону…»
На счастье Холдернесса, труп там один и не детский, а мужской. Но факт заслуживает внимания.
Звоню Лестрейду и прошу рекомендаций в местный полицейский участок. Надо проверить, имеет ли данный инцидент отношение к делу.
Уотсон молчит, не лезет и не мешает, хотя ему явно любопытно. Мне тоже любопытно: зачем мне раньше требовалось его участие? Прежде я отлично обходился безо всякой помощи. Впрочем, когда приходится сталкиваться с преступниками, наверное, неплохо иметь рядом того, кто прикроет с тыла. А до финала? Загадка. Хорошо. Не скучно.
В школе мы осматриваем комнаты мальчика и учителя. По спальне Артура видно, что он перевёлся в школу без году неделя. Помещение не совсем обжито, хотя на стене висит пара плакатов, на столе лежат письменные принадлежности, на полках стоят книги и безделушки. Но всё разложено по местам недавно, вещи не угнездились, не притёрлись и вызывающе бросаются в глаза на фоне аскетичного общего убранства. Занавески выглядят плохо постиранными. Он часто хватался за них грязными руками? Смотрю в окно: прекрасный вид на ворота. Возможно, мальчик любил постоять у окна, в задумчивости теребя ткань и мечтая покинуть альма-матер.
Комната преподавателя немецкого находится в противоположном крыле. Обиталище аккуратного холостяка, мечтающего о приключениях. Детективы и боевики на английском и немецком языках представлены как в книжном варианте, так и на дисках, есть ещё и журналы о путешествиях. Фотографии в камуфляжной форме, которая сидит красиво, да вот только видно: надета лишь ради антуража. Мелькает мысль, что я хочу увидеть фото Уотсона в форме. Надо будет навести его на разговор об Афганистане, небось, сам альбом вытащит… отвлекаюсь, к делу.
Такие люди, как Хайдеггер, больше склонны фантазировать, чем что-то совершать. Но могут внезапно ринуться в бой: тихий омут, как известно, скрывает штабеля чертей.
Из окна комнаты столь же чудесный вид на ворота, единственная общая черта, лишь подчёркивающая контраст между жилищем ученика и учителя.
Ничего особо полезного. А что вокруг школы? Шансов найти следы удручающе мало, впрочем, если не возле самого выхода, где проехались все автомобили, включая наш кэб, то чуть дальше, возможно, что-то найдётся?
Побегать пришлось изрядно, даже голова закружилась, но я все же обнаружил любопытную деталь. Два следа на узкой, редко используемой дороге в интересующем меня направлении, местами накладываются друг на друга. Судя по отчётливому тормозному следу на повороте – ехали очень быстро. Превышали скорость, шины стирались, а тормоза визжали. Так убегают. И так гонятся.
– Джон, – зову я, – иди сюда, сними следы шин. Сами по себе, и ещё так, чтобы было видно их расположение относительно школы.
Себе я уже сфотографировал на мобильный, но на всякий случай пусть будет и на плёнке.
Джон рысцой бежит ко мне, обходит возможные улики и склоняется фотографировать. Я наблюдаю за тем, как он выгибается в поисках нужного ракурса, и у меня перехватывает дыхание. Куртка задралась вверх, джинсы совершенно непристойно обтянули его привлекательную задницу, да и поза уводит мысли от дела. По телу прокатывается абсолютно неуместная сейчас волна возбуждения, и я отворачиваюсь. Так же невозможно думать! Отослать его подальше, чтобы не отвлекаться? Надо бы. Но потом, позже, сейчас нужно ещё съездить к месту, где сгорела машина. Это в шести милях отсюда. Удивительно, что никто не сопоставил события. А на Джона можно просто не смотреть лишний раз. Моя реакция на него огорчительно неудобна.
Мы подъезжаем к месту аварии. Я не питаю надежд что-то рассмотреть. Тут не табун прошелся, а скорее стадо слонов и каток в придачу. Мне интересней мотель. Действительно ли оттуда никто ничего не заметил?
Смотрю на рекламу:
«Здесь вы можете остановиться и получить всё, что вам нужно:
Уютные номера.
Ресторан с замечательной домашней кухней.
Техобслуживание вашего автомобиля от смены масла до серьёзного ремонта.
Останавливайтесь в мотеле «Боевой петух»!»
Мда, выбор невелик.
Спрашиваю Джона:
– Проголодался?
– Будем кого-то выслеживать? – вопросом на вопрос отвечает он.
– Вроде того. Что, есть опыт?
– С первого же дня, – смеётся он, – трудно не заметить, что во время расследования ты и еда ради пищеварения не совмещаетесь.
Вход в ресторан у самой дороги, но мы проходим мимо: я хочу немного осмотреться. Территорию занимают небольшие коттеджи, автомастерская – двери нараспашку и видно, что она пуста, газоны, садовые качели. На автостоянке три машины – скорее всего, как минимум одна хозяйская; и несколько велосипедов – вероятно, принадлежат персоналу. Администрация находится на втором этаже над рестораном. Тут плохо прибрано, уныло и безлюдно.
Ресторан выглядит запущенным: светло-бежевые обои заелозились, некоторым скатертям не мешала бы стирка, на одной из занавесок дыра, прожжённая сигаретой. Выбираем столик в углу, оба садимся так, чтобы видеть зал. Улыбаюсь общей с Джоном привычке.
«Вот тебе и первая выгода от хобота»: заказывать себе ничего не пришлось, можно просто посидеть, посмотреть на жующего Джона. А ещё лучше – поболтать с официанткой. Чем она не свидетель? Удачно: кроме нас тут нет посетителей, не отвлекут. Если верить бейджу, зовут официантку Анна Деликс, если верить лицу, ей около двадцати. Аромат дешевого дезодоранта не до конца забивает запах пота, состояние спортивных туфель и носков также подсказывает, что она добиралась на работу на велосипеде и проехала как минимум четыре-пять миль. Да, скорее всего, она не видала ночного происшествия. Тем не менее, закидываю удочку.
– Мы тут с другом обсуждали, что как раз возле вашего мотеля случилась та страшная авария.
Она качает головой. Забавные пластиковые вишенки на резинках её хвостиков стукаются друг о друга. Они своеобразно сочетаются с дорогими рубиновыми сережками в ушах. И кольцо на пальце у девушки такое же дорогое – ясно, есть жених и это его подарки.
Не имеющие значения мелочи.
– Я-то сама ничего не видела, но вчера утром приезжаю, а там сущий кошмар. Знаете, дорога перегорожена, тучи полицейских и ещё какие-то люди бродят, и что им нужно? Неужели приятно на трупы смотреть? И гарью несёт, будто только-только пожар был!
– Это произошло там? – нарочно машу рукой в неверном направлении.
– Нет, там, – поправляет она. – Отсюда в окно не видно, вот если бы со второго этажа…
– Анна, хватит трещать, – рявкают от двери, – не мешай людям спокойно поесть.
Вот и хозяин заведения, Рюбен Хейз. Коренастый мужчина, одет в грязный комбинезон механика. Мелкие пятна свежей сильно пахнущей краски – он, видно, был занят, что же его сюда привело?
– Что вы, сэр, – любезно говорю я, – разве чудесное женское общество может помешать?
Милейший Хейз зыркает на меня взглядом «а ты кто тут такой вообще». Но разве добродушного сплетника, которого я играю, этим проймешь? Улыбаюсь.
– Тем не менее, ей нужно заняться делом, – отвечает он.
– Конечно. У вас такое замечательное заведение, я слышал о вас от одного друга, он очень хвалил мастерскую. Наверное, вы просто завалены заказами на ремонт?
– Нет. Мастерская простаивает, так что, если вам нужен ремонт – милости прошу, никакой очереди.
– Нет, увы, мы тут проездом, просто решили насладиться вашей чудесной домашней кухней. Но мы вас запомним и в следующий раз не проигнорируем, – обещаю я.
Хейз неискренне улыбается моим фальшивым комплиментам. Когда рычал – нравился мне больше.
Джон всё это время тихо жует стейк с салатом и слушает. Мне импонирует его умение не мешать.
Дальше мы идем в полицию. Инспектор Хакстейбл предупреждён о нас и даёт ознакомиться с материалами дела.
Джон наивно расспрашивает его, ужасается, и мне не надо изображать ничего перед незнакомым человеком – по сути, беседу ведет напарник, а я роюсь в материалах. Начинаю понимать, зачем Майкрофту нужна Антея, взявшая на себя обременительные обязанности по связям с общественностью.
Полицейские успели установить личность. Разумеется, жертва происшествия – учитель немецкого. Ну что ж, хоть с чем-то они справились, молодцы. И дедукции не надо, чтобы определить, кто же это, имея номер машины и уточнив, что внутри был именно её хозяин: по зубам обгорелого трупа.
С прочим тоже очевидно настолько, что даже полиция понимает: машина Хайдеггера потеряла управление неспроста. Было столкновение. Показываю Уотсону следы торможения.
Джон всматривается в фотографии, а я отправляю смс Биллу Картрайту, лучшему своему осведомителю. Это не его район, но он, наверное, знаком с теми, кто владеет нужной мне информацией и сможет ответить. Наконец, доктор замечает:
– Следы те самые, что были у школы. Он погнался за похитителями, нагнал, машины столкнулись, да так удачно, что бедняга Хайдеггер врезался в дуб.
– Вот именно! Как я и ожидал с самого начала. Ты обратил внимание: его окна выходят на ворота? Он просто увидел их ночью. Ученики интерната не имеют права взять и сбежать, так что Хайдеггер возмутился и бросился в погоню.
– Жаль парня.
Пожимаю плечами. Наверное, ему жаль. Я учителя не знал, к чему тут лишние чувства?
Получаю ответ: «В мотеле Боевой петух». Как дважды два. Никаких неожиданностей. Пытаюсь подтолкнуть Уотсона к дальнейшим дедуктивным выводам:
– Лично мне интересно то, куда похитители дели приметную машину со следами столкновения и шинами, уже известными полиции как шины преступников.
Увы, вторая задачка ставит моего спутника в тупик. Но ведь всё так просто. Если открыть глаза, хорошо понаблюдать и задать себе правильные вопросы – всё как на ладони! Даже без подтверждения Картрайта.
Собираюсь объяснить, но в этот момент звонит герцог.
По необъяснимой причине он перестал нуждаться в нашей помощи и настаивает, чтобы мы вернулись домой, все издержки нам, безусловно, будут выплачены, он сожалеет.
Я тоже сожалею, что он идёт на поводу у похитителей. Я этого делать не собираюсь.
Что ж, наша ближайшая задача – шумно отбыть. И надо это отбытие показать в нужном месте. Ладно, старый фокус «забытые перчатки» никогда не потеряет актуальности.
Выходим из участка. Я сообщаю Джону:
– Нас отстраняют.
– Как?
– Очень настоятельно просят больше не заниматься делом. Даже лестно, что преступник так равнодушно отнесся к полицейскому расследованию и забеспокоился из-за нас.
– И что мы будем делать?
– Искать фотоаппарат. Сначала подберём место, где его «забудем», я хочу это сделать возле мотеля, потом будем искать. В подходящий момент я сам вспомню, где ещё можно посмотреть.
– Понял. Лейтмотив вечера: «Ах, какой же я рассеянный».
– Верно.
Далее всё по плану. Мы оставляем фотоаппарат на камне, неподалёку от места аварии, возвращаемся в «Боевой петух», бурно ищем потерю, делимся переживаниями с Анной, «теряем надежду» и отбываем на такси.
Отъехав на достаточное расстояние, я «вспоминаю», где мы ещё не искали, и мы возвращаемся. Под моим руководством петляем, подъезжаем к месту так, чтобы от мотеля нас видно не было. Извиняемся перед таксистом и отпускаем его.
Джон подбирает аппарат, и я говорю:
– Теперь в мотель. Предпочтительно незаметно.
– Артур там? – Джон удивлён.
– Я бы не стал слишком на это рассчитывать. Зато предполагаю найти машину похитителей. Надеюсь, это нам что-то даст.
– С чего ты взял, что машина в мотеле?
– Ну, лично я предпочел бы спрятать машину со следами уголовной аварии в подпольной мастерской, где перекрашивают и перебивают номера угнанным автомобилям, а не открыто привезти её к честному механику.
– А откуда ты знаешь, что там подпольная мастерская?
– Задал вопрос и получил ответ. У меня есть осведомители, я всё же детектив. Ничего сложного. А теперь – тихо!
Джон идёт следом за мной и не высказывается по поводу незаконного проникновения на частную территорию. Да уж, человек, слишком трепетно относящийся к приватности, не мог бы стать моим напарником. Впрочем, какого пиетета к закону вообще можно ожидать от Уотсона, имеющего нелегальное оружие и не боящегося им воспользоваться? Я тихо хмыкаю – мысль о том, что я живу с убийцей и покрываю его, всё ещё обескураживает.
Подпольная мастерская, отвечая своему названию, обнаруживается под полом легальной. Мы спускаемся туда по лестнице, и я говорю Джону:
– Фотографируй.
– Что?
– Всё. Тут кругом сплошные доказательства.
Сам направляюсь в противоположную сторону: недопустимо в логове преступников забыть о деле, отвлёкшись на соседа.
Я ошибся. Никак не предполагал найти Артура тут. Ведь это было так маловероятно! Тем не менее, открыв дверь маленькой подсобки, на топчане, поставленном рабочими, я вижу лежащего мальчика. Он спит или находится без сознания. Быстрый осмотр, включающий проверку зрачков, и становится ясно: ребёнок одурманен наркотиками.
– Джон!
Напарник прибегает, ахает и кидается к Артуру. Понятно, в нём проснулся доктор.
– Кто вы такие?! – раздаётся вопль от входа. – Отойдите!
Размахивая руками, к нам бежит Джеймс Уайлдер.
Уотсон оглядывается, вскакивает, выхватывает пистолет, кричит:
– Стой!
Джеймс будто не слышит, и Джон стреляет – пуля пролетает прямо над плечом секретаря и входит в стену. У бывшего вояки стальные нервы и меткость выше всяких похвал: я бы не рискнул стрелять так близко к тому, в кого не собираюсь попадать. А Джон, видимо, решил хорошо напугать. И ему удалось.
Джеймс падает в ужасе.
– Аииииии! Оммм-ооооооо-иииии! – он визжит, бьётся головой об пол, трясётся. Воистину непристойное зрелище.
Джон засовывает пистолет за пазуху и бежит спасать этого полудурка. Суёт ему под голову куртку, прижимает плечи, ослабляет галстук. Визг ослабевает. Потом доктор протягивает руку и требует:
– Шарф!
Наверняка таким тоном и жестом он требовал инструмент у операционного стола.
– Ещё чего, – возмущаюсь я.
Джон смотрит недовольно:
– Предлагаешь связывать его носовыми платками? Неэффективно!
С тяжким вздохом я жертвую шарфом, кроме того мы берем галстук Джеймса. Помогаю Джону связать ненормального и вызываю полицию.
Приступ потихоньку стихает, переходит в рыдания, Джеймс всхлипывает, бормочет полусвязное:
– Зачем? За что! Не виноват. Я! Меня-то? Сволочи! Я сын! Я право имею! Я, не Артур. Я не виноват, не виноват… он сам напросился. Яааааааа сын, слышите!!!! Яааа! Сыыыын! Ыыыыыыы. Я сын, я лорд…
Мы отходим, садимся в один из автомобилей и закрываемся там. Внутри намного тише. Прошу у Джона пистолет и начинаю тщательно оттирать найденной тут же промасленной тряпкой.
– Заелозишь, отдай, – недовольно говорит Джон.
– И не подумаю. Держи! – отдаю ему зажигалку. – Теперь она будет тебе служить верой и правдой.
– Что это?
– Зажигалка. Джеймс придет в себя и начнёт давать показания. В стене засела пуля. И в полиции тебя могут обыскать. Очень хочешь в тюрьму за нелегальное хранение оружия? А в ходе расследования может и другое вплыть. Мы оставим твой зигзауэр тут, – указываю на бардачок. Никому в голову не придёт, что он был наш. Потом купим тебе новый.
Джон обдумывает и говорит:
– В другой машине.
– Микроследы, – соглашаюсь я.
Мы смеёмся от взаимопонимания, не нуждающегося в лишних словах. В душном от запаха краски автомобиле удивительно уютно и здорово.
Поразительно, до чего часто мне приходится давать объяснения полиции ночью. Я привык, а Джон зевает, клюёт носом и всем видом демонстрирует измотанность.
Нас отпускают уже утром.
– Домо-о-ой! – стонет Джон.
– Я бы заехал сначала к герцогу, буквально на пять минут, тут близко. Лучше сейчас, чем потом мотаться, – кажется, я оправдываюсь. Вот ещё не хватало! Умолкаю.
Холдернесс принимает нас в кабинете. Он уже в костюме и, похоже, как и мы, не спал ночь… нет, уже вторую подряд.
– Мистер Холмс, доктор Уотсон, я сразу хочу поблагодарить вас за ваш подвиг. Я просто слов не найду, ведь если бы не вы – неизвестно, что стало бы с Артуром. Тем более, ваша помощь была такой неожиданной, после того, как я отказался от ваших услуг.
Прерываю его сумбурную речь:
– Знаете, сэр, не люблю оставлять дела незавершёнными. Я рад благополучному разрешению проблемы. Как Артур сейчас?
– Спит у себя, с ним сиделка. Говорят, ничего страшного, всё обойдётся, – он усталым жестом трёт глаза.
– Конечно, обойдётся. И всё же мальчик испытал такое потрясение. Он не сможет сам справиться со стрессом, ему нужна помощь. Думаю, будет лучше, если его мать пока поживёт рядом. – Я вдруг с удивлением понял, зачем меня сюда тянуло. Оказывается – дать этот совет. Стыд какой, только сейчас осознал это никому не нужное сочувствие. Оно заразно, что ли? Кошусь на Уотсона. Ммм… нет. Как бы мне ни хотелось счесть приступ человеколюбия болезнью, перекинувшейся с напарника, на самом деле Артур просто слишком похож на меня в его возрасте. У него такой же холодный дом, только старший брат гораздо хуже: он сумасшедший, не признанный отцом и ненавидящий. Врагу такого детства не пожелаешь.
Лорд поджимает губы:
– Я не думаю, что Эдит согласится.
– Я уверен – ради сына она пожертвует своим удобством. Я уверен также и в том, что вы будете достаточно настойчивы, приглашая её. Ведь для своего ребёнка родители согласны на многое. Знаете, порой люди поступаются своим удобством даже ради совершенно безумных капризов своих детей.
Холдернесс ловит намёк, вглядывается в меня, но старается не поверить, что я знаю.
Роняю:
– Близкородственные связи так притягивают, так манят. – Он вздрагивает. Я держу паузу, потом делаю вид, что оговорился. – В смысле родственные связи с близкими очень важны, не так ли, герцог? Вам повезло с Артуром. Прекрасный, здоровый ребенок, – выделяю интонацией слово «здоровый».
Герцог машинально дергает себя за воротник. Намеков хватит. Заканчиваю:
– Думаю, вам действительно надо побеспокоиться о том, чтобы никто больше не испортил жизнь Артура.
– Поверьте, мистер Холмс, я это очень хорошо понял за последнее время.
– Прекрасно, рад это слышать. Не будем отнимать больше вашего времени. Всего наилучшего.
– Благодарю, – отвечает герцог. Он недоумевает. Кажется, думает – я появлюсь ещё. Шантаж? Боже, смешно, разве мне это нужно?
– Я действительно думаю, что приезд миссис Эпплдор важен. И, кроме того, искренне надеюсь, что мои услуги не пригодятся вам больше. Прощайте.
Мы раскланиваемся и уходим.
– Не похоже на тебя, Шерлок. Таинственные интонации, намеки, ни одного слова напрямую, – говорит Джон.– Честно говоря, ни черта не понял из вашей беседы, будто поймал запись шифровки, а кода не знаю.
Смеюсь.
– Что ты хочешь, ведь герцог – политик. Я просто говорил с ним так, как он привык и может понять.
– Объяснишь мне? Потом… дома.
– Ага, – отравившийся великосветской беседой организм срочно желает лечиться просторечиями. – Дома поспим, после поболтаем, расшифрую тебе всё.
– Угу, – Джон окончательно обессилен. Спит на ходу.
И я, в общем, вполне понимаю, почему в такси Джон машинально пристраивает голову мне на плечо и сладко засыпает. Мне приходится его иногда придерживать, чтобы не свалился. Неясно другое: мои ощущения от этого. Приятные, но смутно-неопределённые. Дружественные? Тепло. Родственные? Ещё теплее. Не могу уловить – что? Впрочем, я не спешу, могу поразмыслить до самой Бейкер-стрит. Правда, даже думать немного лень: я наконец-то расслабился, понял, что, несмотря на странности с моей памятью, я не утратил своих способностей. Сейчас верится в лучшее: скоро всё вспомнится само собой, без лишних усилий, как и обещали врачи, предупреждавшие, что не стоит перенапрягаться и слишком беспокоиться – это только мешает восстановлению.
Высыпаюсь часам к трём. Иду на кухню, Джон уже сидит в гостиной перед телевизором и пьет чай. Лично мне нужен кофе – взбодриться. С никотиновым пластырем вприкуску. Но подойдет и что-нибудь более удобоваримое.
Пока кофеварка пыхтит, я нахожу остатки сырного печенья, забираю эспрессо и со всем добром иду на свой любимый диван.
– Выключи свой тарахтящий ящик, у меня от него голова болит, – возможно, не слишком вежливая просьба, но голова действительно болит.
Джон поворачивается, внимательно на меня смотрит и всё-таки выключает телевизор.
Я отпиваю первый глоток и зажмуриваюсь. Хорошо. Когда открываю глаза – опять натыкаюсь на слегка насмешливый взгляд Джона.
– Проснулся? – он добродушно улыбается и пересаживается в кресло, чтобы было удобнее общаться. – С тебя история. Я не всё уловил, хоть и бегал рядом. Сам понимаешь, теперь хочу во всём разобраться.
Пожимаю плечами:
– Элементарное было дело. Но расскажу, конечно. Дай ноутбук.
– Твой или мой?
– Без разницы.
Джон не поленился сходить за моим ноутбуком, хотя он был дальше. Идею собственной приватности сосед оберегает, следует запомнить.
Восстановить вчерашний поиск проще простого, и я показываю ему фото Холдернесса с Уайлдером, на которое обратил внимание вчера.
– И что?
– Смотри внимательнее. Фамильное сходство очевидно…
– Мда?
– Конечно, очевидно. Один рыжий, второй брюнет, но ты присмотрись к форме лица, губам, фигуре, да тут почти всё вопит – они родственники. И ничего об этом не известно – значит, скрывают. Уже любопытно. Из заметки «Разрубите младенца пополам!», я узнал общее положение в семье. Когда герцог изложил суть проблемы – я вспомнил статью и добавил к информации то, что ребенок, скорее всего, хотел быть с матерью: всё это «похищение» не было для мальчика недобровольным, так что у него могло быть желание сбежать снова. Так я узнал лёгкий способ выманить Артура.
Джон восклицает:
– Главное, так и оказалось. Уайлдер сам признался, что предложил Артуру отвезти его к матери. Фантастика!
– Нет, просто нормальная работа с информацией. А вот заметка, заинтересовавшая меня позже. Смотри: «Нужно ли увеличивать штат нашей полиции?»
Пока Джон читает, я жую печенье. Интересно, я успею закончить с поздним завтраком до того, как он разберется? О да. Я уже доел, а Джон всё пытается сообразить. Наконец он сдаётся:
– Не понимаю, какой из этого можно сделать вывод.
– Джон! Целых два с половиной процента из всех нераскрытых преступлений, приходящиеся на один единственный их вид – это же очевидно: появилась новая шайка, которая успешно угоняет автомобили, а, значит, имеет место, куда их прятать, и место это – скорее всего, мастерская, в которой машинам перебивают номера и, возможно, вносят модификации во внешний вид. А раз есть мастерская, то логичнее всего спрятать авто именно там. Правда, мы имели дело с безумцем, так что логика могла не сработать, но тут нам повезло.– Чашка уже отставлена, и я жестикулирую, как обычно во время объяснений.
У Джона горят глаза, он впитывает каждое слово, и редко когда мне было так приятно рассказывать о пустяковом, с точки зрения дедукции, деле. Да, я люблю впечатлять. Простительная слабость.
– Насчет «Боевого петуха» ты просто спросил, я помню.
Перебиваю:
– Тем не менее, догадался я раньше. И ты мог бы заметить.
– Когда? – Джон несколько недоверчиво поднимает брови.
– С приходом хозяина – в рабочем комбинезоне, причём на комбинезоне были свежие пятна краски, и он ею пах. Но Хауэр отрицал, что у него есть заказы, и мы сами видели, проходя мимо мастерской, что там пусто. Откуда краска? Из нелегальной мастерской, – я опять размахиваю руками, будто это поможет Джону быть внимательнее в другой раз.
– И в самом деле. А я-то думал, зачем ты с ним любезничал. Остался последний вопрос: так что там с Уайлдером, он действительно сын герцога?
– Сын и, скорее всего, племянник. Вряд ли брат.
Уотсон – слишком правильный человек, он не может сразу понять мои слова. Сначала хочет переспросить, что именно я подразумеваю, а только потом соображает:
– Инцест? – в голосе большое сомнение. Он готов быстро отказаться от такого предположения.
– Да, довольно опасная вещь в плане наследственных заболеваний.
– Спасибо, я изучал медицину.
– Всегда рад помочь.
– Да, теперь всё сходится. Нет, я никогда не устану поражаться, тому, как ты это делаешь, – Джон откидывается в кресле и смотрит на меня с неприкрытым восторгом, просто невозможно спокойно к этому отнестись. Я и не спокоен. Я начинаю возбуждаться – второй раз за два дня. Надо отвлечься. И вечером решить эту проблему. Как неудачно совпало, что человек, с которым я, кажется, действительно готов дружить, начал меня привлекать. Любовника найти просто, друга – вовсе нет. Не хотелось бы, чтобы мои внезапные желания помешали дружбе.
– Спасибо, – отвожу взгляд и спрашиваю. – Куда ты вчера дел фотоаппарат?
– А? Не помню, – Джон смущён. – Сейчас поищу.
Идёт к входной двери и начинает оттуда: правильно, так можно восстановить последовательность действий. Не метаться всполошено по квартире, а спокойно отыскать потерю. Действительно, Джон победно снимает кофр с полки у двери:
– Вот.
– Спасибо.
Заряжаю новую пленку. Отснятое в ходе расследования мы оставили полиции. Впрочем, я бы и не стал экспериментировать с доказательствами, пусть их проявляют профессионально. А я попробую свои силы фотолюбителя на нынешней плёнке.
Правда, фотолюбитель я довольно-таки относительный – мне интереснее поскорее перейти к проявке и печати, но перед тем надо что-то отснять. Задача: сделать кадры разных цветов. Вероятно, в печати будут интересны контрасты. Оглядываюсь.
Смайлик на стене. Хорошо. Щёлк. Череп на каминной полке. Щёлк. Книжные полки. Щёлк. Джон. Щёлк.
– Что ты делаешь?
Поразительная неспособность понять очевидное.
– Развлекаюсь, – отвечаю я и ухожу на кухню. Делаю ещё пару кадров, и Джон не выдерживает. Прибежав следом, он отнимает у меня фотоаппарат.
– Хватит снимать беспорядок! Хочешь увековечить наш быт, так хоть приберись сначала!
– Я вовсе не собирался запечатлевать наш быт.
– А что тогда?
– Заполняю пленку. Недавно я нашёл в доме оборудование для проявки и печати. И миссис Хадсон любезно разрешила им воспользоваться.
– Понимаю. Это тоже твоя любимая химия.
– Да, – хорошо, когда не надо дополнительно объяснять. Разумеется, даже из этой затеи можно извлечь практическую пользу... наверное. Но мне просто хочется размяться.
– Я сам отсниму, договорились?
– Спасибо. – Это тактическая ошибка: Джон тут же начинает наводить фотоаппарат на меня. – И ты весьма обяжешь, если не будешь фотографировать меня непричесанным и одетым в домашнее.
Люди весьма предсказуемы. Не стоит и надеяться на то, что Джон оставит меня в покое, пока не получит желанные кадры.
Ухожу в спальню. Но вскоре мне там делается скучно. Прежде чем выйти и стать объектом фотоохоты, я лениво одеваюсь и расчесываюсь. Джону повезло: он и растрепанным хорошо выглядит, а мне, со специфической внешностью, необходимо следить за собой. Тогда удаётся выглядеть эффектно.
Как и следовало ожидать – стоило мне показаться в дверях, как в глаза блеснуло вспышкой. Дайте дураку веревку, так он и повесится.
– Джон, не будь ребёнком. Не надо меня подстерегать.
Он выглядывает из-за камеры и спрашивает:
– А ты согласишься позировать?
– Несколько кадров – и ты оставишь меня в покое.
Джону очень идет это довольное и немного лукавое выражение лица. Он командует, где мне встать, и устанавливает фотоаппарат на каминную полку. О, совместное фото. Закатываю глаза. Джон замечает и со смешком говорит:
– Зато я смогу доказать внукам, что действительно был знаком со знаменитым Шерлоком Холмсом.
– Только не надо грубой лести. Раз я обещал, значит, будут совместные кадры.
Джон ставит фотоаппарат на автоспуск, подбегает ко мне, и пытается взлохматить мне волосы.
– Что за детский сад, – перехватываю руку Джона, а он заразительно хохочет над своей попыткой и моим возмущением. Не могу не улыбнуться, глядя на него. И очень хочу наклониться, чтобы поцеловать шею Джона сейчас. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я пошёл на поводу своих желаний?
ЩЁЛК.
Ещё по негативу я понял, что первое фото из совместных будет неудачным. Слишком запрокинул голову Джон. Слишком откровенно смотрю на него я. Потому, печатая этот кадр, я позволил себе отступления от нормального процесса, и на фото получились два до изумления зелёных смешных человека. Даже Джон не стал возражать против того, что это фото я выкину. Хотя некоторые другие кадры со мной он чрезмерно отстаивал.
Но я соврал. Высушив снимок, припрятал его. Всё-таки он вышел забавным.
***
Мориарти исчез с горизонта, будто его и не бывало. Обрывки его сетей вяло шевелятся в интернете – люди ищут связь с консультантом и не получают ответа. Джим поиграл со мной и пропал вместе с куском памяти. Будто это была единственная его цель – лишить истинных воспоминаний об Уотсоне.
Сама по себе амнезия не проходит. Есть шанс, что всё так и останется, но подобный вариант развития событий меня не устраивает. Я пытаюсь вспомнить снова и снова. Старательно расспрашиваю Джона и окружающих о тех месяцах, надеюсь расшевелить истинными подробностями действительные воспоминания и вытеснить ложную память. Но пока могу лишь заново привыкать к тому, что такое жить с Джоном.
Жить с Джоном – это внезапно узнать, что у него есть девушка по имени Сара, с которой мы, оказывается, были знакомы, но её я тоже забыл. И расстроиться от очередного упущенного эпизода – от чего же ещё?
Жить с Джоном – это подсесть на его комплименты, как на наркотик, и огорчаться, если он не восхищён моими действиями. Хотя расстройство я стараюсь не демонстрировать.
Жить с Джоном – это всегда вовремя принимать лекарства, потому что обязательно напомнят. И периодически подвергаться утомительным допросам по поводу самочувствия. Кроме того, выслушивать, как он беспокоится из-за обыкновенного головокружения, стоит в нём признаться. А ведь после сотрясения мозга это естественно, врачу ли не знать.
Жить с Джоном – это узнавать его привычки: от любимого сорта пива, до времени, когда он начинает зевать – и почему-то не терять к ним интереса.
Жить с Джоном – это постоянно одергивать себя, напоминая, что я предпочту нынешнее положение друга положению любовника, которое быстро останется в прошлом, как это всегда происходило раньше.
Жить с Джоном – это смеяться гораздо чаще, чем до встречи с ним.
Жить с Джоном – это бегать по крышам не в одиночку.
***
Квартира последней жертвы находится на последнем этаже дома напротив. Есть шанс, что маньяк выслеживал её с этой крыши.
Мы взбегаем по лестнице, и голова опять начинает кружиться. Я замедляю шаг, пропуская Джона вперед. Крыша со скатом и Джон, споткнувшись о выступ кровли, начинает падать. Я успеваю рефлекторно схватить его и остановить падение раньше, чем соображаю, что именно произошло. Смотрю на стоящего рядом ошарашенного Джона, а перед глазами разворачиваются сцены того, что случилось бы, если бы я не успел. Джон на асфальте. Джон в больнице. Похороны…
Мне дурно. Голова кружится, сердце отчаянно бьется, ноги подкашиваются, так что я едва успеваю опереться о дверь чердачного выхода.
И Джон – только что едва не погибший Джон – кидается ко мне с вопросом:
– Шерлок ты как, тебе плохо?
– Нет, мне хорошо, я просто в восторге. Смотри под ноги внимательнее, Джон! Я не всегда смогу тебя поймать! – Рявкнув на друга, обнаруживаю, что ноги уже не дрожат. И иду проверять свою догадку к парапету. Там действительно недавно сидел наблюдатель. Что ж, это вписывается в самую вероятную из концепций.
Мы сдаем полиции Томаса Хейна Катбуша до исхода дня. Неизвестная нам девушка – или несколько – теперь останется в живых.
Сон не идёт. Воспоминания о предательской слабости угнетают. Нормально ли, что за месяц головокружения не уменьшились? Возможно, стоило соблюдать режим, о котором в один голос твердили врачи и Джон?
Показателен ли приступ на крыше? Скорее нет – это психосоматическая реакция на испуг. Я отчаянно боюсь потерять Джона. Он слишком важен для меня – сильнее, чем я думал, сильнее, чем должно волноваться даже за друга. И возникает один вопрос: правильно ли я интерпретировал это острое чувство зависимости от другого человека?
Мелкие детали складываются в картину.
Жить с улыбкой Джона, жить с его дыханием за спиной, ощущать себя хорошо просто в его присутствии и ревновать к Саре.
Жить с одобрением Джона.
Жить со страхом потерять Джона.
И навязчиво, болезненно желать обладать Джоном.
Какая странная дружба. Довольно прятать голову в песок. У этого чувства есть другое, слишком красивое имя – влюблённость.
Я влюблён.
Убийственно.
Сердце бьется заполошно, будто радуется новой свободе. Глупости какие! Я прекрасно обходился раньше без подобных эмоций и подозревал, что просто не способен на них. У моего организма нет желания самостоятельно взбадриваться дофамином и адреналином, так что мне приходится даже прилагать некоторые усилия для повышения производства нейромедиаторов. И вот, пожалуйста, новые фокусы!
Но что с этим делать дальше?
В голове каша.
Ничего не делать, само пройдет, или… Избавиться от чувств… Хотя его присутствие… Выставить Джона из дому немедленно… Сразу не выйдет, ну ладно, за неделю-то я от него точно избавлюсь… Пойти к нему сейчас же и сказать, что я… Нет, не спешить. Подготовить позиции, составить план и затащить в постель… А вдруг он… Попробовать переспать с кем-то другим… Отвлечься...
Жалкая пародия на нормальный мыслительный процесс.
Пожалуй, я слишком тороплюсь. А ведь я пока даже не понял, чего собственно хочу. Так, стоп. Любые действия нужно предпринимать, успокоившись. Я умею отслеживать и формировать свой мыслительный процесс, я смогу быть спокойным даже в таких обстоятельствах. Просто нужен новый, более спокойный ритм, это сердце сбивает меня с толку. Нахожу в мыслях файл с мелодией Бетховена, если не хватит мысленного проигрыша – достану скрипку…
С этой мыслью я засыпаю.
Продолжение в комментариях
@темы: слэш, пишу, «Искусство жизни Шерлока Холмса», Шерлок
-
-
08.11.2011 в 22:52-
-
08.11.2011 в 22:55-
-
08.11.2011 в 22:56-
-
08.11.2011 в 22:57-
-
08.11.2011 в 22:58-
-
08.11.2011 в 23:00Я ж сейчас не воспроизведу.
Тогда буду краток - браво и спасибо за такой конец. Он слишком правильный, чтобы я могла придраться к нему =) Тонкая и правильная подводка, точный удар по нервным окончаниям. Вношу в список на перечитывание. Потом, когда осмыслю.
-
-
08.11.2011 в 23:14Эх жалко как!!! Теперь тоже расстроена!
Но конечно тебе спасибо большое.
-
-
08.11.2011 в 23:32Я суть передала!
-
-
08.11.2011 в 23:33-
-
08.11.2011 в 23:47-
-
09.11.2011 в 00:06-
-
09.11.2011 в 00:10-
-
09.11.2011 в 04:53-
-
11.11.2011 в 20:12Так ярко видятся оба - ну такие милые)
Единственное, что не поняла - что за жест рукой в виде лодочки у Шерлока, давно уже сериал смотрела.
Очень-очень история понравилась!
Пойду читать следующий пост, там типа продолжения, я так поняла.
-
-
11.11.2011 в 20:51По поводу правки - меня буквално вчера поправляли что оно совершенно непонятно и требует иного описания - в другом рассказе.
вот это
-
-
11.11.2011 в 20:54Какой маникюр!А, вот оно! Я почему-то подумала, что речь идет об одной руке, сложенной лодочкой - ну типа горсти, и никак не могла представить, как же ее можно поднести к лицу в обычном жесте.
Гифка милая)
-
-
11.11.2011 в 21:17Эх ну правда непонятно, надо менять.
-
-
27.05.2012 в 10:02Идея интересная. И реализация... очень. Даже не знаю, что сказать-то. Пробирает.
Сцена на крыше - просто шикарно, чувствуешь все эмоции Шерлока.
-
-
27.05.2012 в 13:28Рада, что понравилось.